- Теперь уже ничего не проверишь. Я не могу испугать все человечество зря, а ты ничего не доказал. Очень хорошо, что не доказал. И все же обещай мне, очень прошу - обещай! Если все-таки соберутся туда лететь - помешай. Бей тревогу, кричи, сломай чтонибудь... взорви, наконец, корабль, но помешай!
Я ничего не понимал: - Папа! Куда лететь? Кому помешать?
Но он, наверное, меня не слышал, он только решил, что я отказываюсь.
- Обещай! - вдруг крикнул он с такой силой, что я испугался.
- Обещаю, обещаю!
После этой вспышки ему стало хуже, голос его слабел и прерывался:
- Мы с мамой... Я не мог восстановить эти картины, - говорил он, и паузы между обрывками слов становились все длинней.
Я не вслушивался, я только чувствовал, что он уходит. Одна мысль билась во мне: "Я обрел его, через столько лет обрел - и вот..." До сих пор не могу думать об этом спокойно. Люди уходят из жизни - это закон природы, но не в тот же момент, когда... Не могу, не буду. Все. После того, как мы похоронили его на площадке станции, мама переселилась на равнину и пошла работать в школу наблюдающим врачом. У меня начался выпускной курс, потом практика. и мы встречались не чаще, чем до смерти отца. Через несколько месяцев, когда пережитое вспоминалось не так остро, я пытался выяснить у нее, о чем говорил тогда отец, но она ушла от ответа.
- Он бредил, он просто бредил... - и заговорила о картинах.
Кажется, это было после большого осмотра. Перед тем, как дать "добро" на практику в пределах солнечной системы, нас неделю истязала медкомиссия, тогда я еще пошутил, что признан идеальным образцом землянина. Да... Мама опять показывала свои картины, а я подумал, что из них что-то ушло. Они стали неживыми. Может быть, это отец придавал им жизнь? Затем был долгий полет на Ланку-11 и, вернувшись, я застал маму чуть постаревшей, но веселой, окруженной десятками ребячьих мордашек. Они даже играть сбегались в ее зеленый дворик. А потом было полетное задание и три дня на сборы. Я прилетел к маме с тяжелым чувством - ведь планета, на которую уходила "Алена", называлась Рай-на-задворках...
Услышав название планеты, мама охнула, но я не дал ей заговорить. Наверно, я даже преувеличивал желание повидать планету - желание, жившее во мне после тех, последних, слов отца. Но чем горячее я говорил, тем сильнее она сникала.
- Вот оно... - повторила мама несколько раз. Я перевел разговор на другое, постепенно растормошил ее, и вроде все позабылось. А на Луне-111, в конце предполетной подготовки, я узнал, что мама полетела в горы на могилу отца и там погибла, сорвавшись в пропасть. Погибла там, где она на ощупь знала каждый камешек, каждую тропинку!.. И вот я здесь, на ласковой, безопасной, безвредной планете. Истинный рай! И что самое невероятное - до мелочей знакомый по десяткам маминых картин...