- Фельдфебелю горничных иметь не положено, фрейлейн. - Шлоссер избегал называть девушку по имени.
"Повар" принес завтрак. Лота, забрав у него поднос, обрадованная, что нашла себе привычное занятие, стала сервировать стол. К Шлоссеру постепенно возвращалась уверенность. Спросив разрешения, он закурил сигару. Тут же почувствовав перемену в настроении барона, Лота перешла в наступление.
- Не думайте, барон, что жить в этом доме для меня удовольствие. Он слишком большой. В нем толкается много людей. Я никого не знаю. Они, мне кажется, знают обо мне все. Я не умею обращаться со слугами. Кроме того, вы знаете - у полковника действительно осталась вдова. Вдруг она пожелает проведать свой особняк?
Шлоссер молчал, мрачные мысли и сомнения вновь одолели его. Он зашел далеко, так далеко, что дороги обратно не видно. Если русского не удастся заставить работать, в счет запишут все... И двух проваленных агентов в Москве, и этот особняк, и даже девочку, которая сейчас сидит напротив. Сочтут, что Шлоссер не имел права раскрывать перед ней методы работы абвера. Отступится Целлариус, не спасет и сам адмирал.
- Вы мне объясните, барон, зачем я здесь поселилась? - повторила Лота.
- Извольте, - медленно ответил Шлоссер. - Завтра здесь появится капитан Пауль Кригер. Молодая вдова увлеклась симпатичным боевым офицером.
- А на самом деле? - спросила девушка.
- Позже узнаете, фрейлейн. Позже вы все узнаете. - Подавленный сомнениями, Шлоссер говорил медленно, как бы беседуя сам с собой. - Не задавайте слишком много вопросов. Знания укорачивают жизнь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Комната была квадратная, стены, пол и потолок покрыты белой краской. Окон нет, дверь сливается со стеной, вдоль одной из них длинный стол, в центре комнаты кресло. Скорин вошел, пол под ногами гулко ухнул. Скорин понял - пол, стены, и потолок обшиты железом.
- Чисто, не правда ли? - спросил Маггиль, оглядываясь и довольно жмурясь. - Если свет режет глаза, можно его уменьшить. - Он подошел к длинному белому столу, нажал кнопку, комната приобрела мягкий голубоватый оттенок. - Можно и сильный свет, если что-нибудь плохо видно, - урчал Маггиль, нажимая другую кнопку.
Комната вспыхнула, налилась желтым, кипящим, осязаемым светом. Скорин прикрыл глаза. Маггиль, довольно хохотнув, хлопнул Скорина по плечу.
- Есть такие комнаты у вас на Дзержински-плац? Нет, конечно! То-то и оно! Как вы спали? Молчите. Ну-ну!
Громыхая сапогами по железному полу, Маггиль прошелся по комнате, присел на секунду в кресло, которое стояло посередине, выключив яркий свет, пригласил Скорина сесть. Видимо, существовала сигнализация, так как сейчас же вкатили тележку с кофе и коньяком. Маггиль молчал, изредка бросая на Скорина быстрый взгляд: понимает ли тот, какой его ждет сюрприз? Скорин знал, что задавать вопросы либо возмущаться не только бессмысленно, но и глупо. Гестаповец уже наметил точный план действий, спектакль, в котором Скорину отведена главная роль, расписан по репликам, ничего уже изменить нельзя. Скорин не заметил, как в комнате появился маленький человечек в темных очках и белом халате, с аптечкой в руках. Он вошел совершенно бесшумно. Скорин заметил его только потому, что человечек засмеялся. Рот у человечка был плотно сжат, смех звучал, как ровное клокотание на одной ноте. Пожалуй, это был не смех, а урчание сытого животного.