Я заворожённо любовался такой необычной картиной и, даже когда подъём остался далеко позади, всё ещё явственно видел это перед глазами. Потом моргнул и увидел указатель «Тиндо» — я практически был дома. Чуть дальше шоссе раздвоилось, и меня мрачно, но торжественно приветствовал привычный монумент, изображающий группу детей, столпившихся возле чего-то похожего на спутник. Когда-то я читал об истории появления этого памятника, но сейчас уже забыл. Неожиданно мне показалось, что это вовсе и не каменный шар с расходящимися лучами, а цилиндр или цистерна, которая всегда была здесь, только скрывалась до тех пор, пока я не был готов её увидеть.
— Так куда сейчас? — жвачка замерла на языке у таксиста, и его лицо стало выглядеть удивительно глупо.
— Вот на том светофоре направо, до поворота и третий дом слева мне вполне подойдёт! — ответил я, подумав, что неплохо было бы остановиться чуть поодаль… Просто так, на всякий случай.
— Как скажешь, шеф! — Водитель газанул и вскоре справа появился покосившийся указатель: улица Опалённой юности. — Приехали теперь, что ли?
— Да, вот ваши деньги. Спасибо! — я кивнул и распахнул дверь.
— Эй, командир! Коли во мне ещё какая нужда подвезти будет, звони, вот карточка!
Мне в руку всунули неприятно тонкий розоватый листок с напечатанными убористым шрифтом цифрами и короткими фразами, оканчивающимися восклицательными знаками.
— Да, может, ещё воспользуюсь! — рассеянно кивнул я и, тяжело выбравшись из такси, ещё долго стоял и смотрел вслед удаляющейся машине.
А вон и родной дом виднеется. Словно светлое пятно на фоне всего, где я побывал, пока не добрался в Тиндо. Теперь можно никуда не торопиться: действовать аккуратно, размеренно — вдруг какое озарение или неожиданная помощь меня и настигнет. При этом не стоит особенно и тормозить. Если верить водителю, мой внешний вид оставляет желать много лучшего, и интерес милиции или соседей был бы здесь вовсе неуместен. Не хватало ещё буквально в нескольких шагах от квартиры быть увезённым в неизвестность!
Наконец я подошёл к своему дому, аккуратно завернул в знакомый двор и первое, что увидел, — мрачную старую машину с большой картонной табличкой на ветровом стекле «Ритуальные услуги». Какие-то люди в тёмном стояли вокруг, и, когда я аккуратно приблизился, увидел несколько табуреток, на которых у дорожки к подъезду поставили открытый гроб, прислонив крышку рядом с доской объявлений у двери. На ней я автоматически отметил номер своей квартиры в списке должников за коммунальные услуги и грозную трёхзначную цифру. Ну с этим-то мы потом разберёмся, а вот с умершим Григорием Ивановичем, соседом с нижнего этажа, ничего поправить уже нельзя. Почему-то в первый момент я порадовался, что успел отдать ему лестницу, по которой перебирался на свой балкон, и только потом почувствовал боль утраты и мысленно вычеркнул из головы ещё одного хорошо знакомого человека. Но что это? — естественный конец или ещё один «привет» от Хельмана и предупреждение не соваться домой?