Просторная и высокая комната, заставленная лабораторными столами, аппаратурой, шкафами с реактивами, двумя ферментерами и двумя тихонько журчащими мойками, была залита ярким сентябрьским солнцем. Отраженный от блестящего стеклянного цилиндра бидистиллятора лучик кольнул Андрея в глаз, заставив досадливо поморщиться. Молодая красивая темноволосая женщина в белом халате с вышитой на нагрудном кармане стилизованной красной буквой М, стоявшая у вытяжного шкафа, резко обернулась на звук закрывшейся двери предбоксника и быстро, почти бегом, подошла к Алаторцеву.
– Андрюша, ведь ты за старшего, ведь ужас какой! Что делать-то? Деда убили, все ребята с ума сходят, а ты три часа в боксе просидел, ну нельзя же…
– Мариам, успокойся и возьми себя в руки, – ровным и тихим голосом перебил ее Алаторцев. – Только истерик нам не хватало. Я тоже как дубиной ударенный, никак весь этот кошмар в голове не укладывается. Но лекарство от всех напастей и ужасов знаю одно. – работу. Мы с тобой не первый год знакомы, и для тебя это не новость. А про лекарство от всех бед, это ведь Дедовы слова, не запамятовала?
– Алаторцев, мне кажется иногда, что у тебя вместо сердца – насос перистальтический, надежный и безотказный! – Ее темно-карие глаза сверкнули слезами. – Ты человек или компьютер бездушный? Александра Иосифовича у-би-ли, до тебя что, не дойдет никак?
– Знаешь, Мариам, я уверен – там, внизу, в вестибюле, уже наверняка Дедов портрет висит с траурной ленточкой в углу. Володин подсуетился, это он, отдадим должное, умеет, – голос Алаторцева оставался таким же ровным и бесцветным. – Давай, чем меня в бездушии упрекать, спустимся туда вдвоем, а то и всей лабораторией, на колени встанем, возрыдаем и начнем головами об пол стучать. Деду не поможем, но самим полегчает, а? Как считаешь? – после короткой паузы Алаторцев продолжил: – Вон, в медшкафчике валерьянка есть и пустырник: накапай и выпей. Или, еще лучше, подойди к моему лабораторному столу, там в тумбе колба с "несмеяновкой", кубов триста оставалось, плесни себе, сколько нужно, и – залпом.
Глаза женщины потухли, плечи поникли. Она тяжело опустилась на высокий лабораторный стул и прерывисто вздохнула.
– Андрюша, может быть, к Любови Александровне пойти, а? Может, ей помощь нужна, может, посидеть рядом просто?
– Я не пойду, сегодня по крайней мере. И тебе не советую. Думаю, что психологически ей сейчас лучше побыть одной, – Алаторцев пододвинул стул и присел рядом. – А что до помощи с похоронами и прочее – Дед все-таки не из незаметных тружеников науки. На то АХЧ отделения академии есть, эти ребята опытные, тактичные и все устроят как надо. От лаборатории – венок, поняла, не общий, институтский, а от лаборатории. Найди Вацлава Васильевича, пусть посчитает, по сколько скидываться будем, и организует. Да! После поминок надо будет Деда здесь, своим коллективом помянуть, пусть это тоже на Вацлаве. Водку не брать – дорого и неизвестно, что за пакость подсунут. Посмотрите с ним, сколько у нас в сейфе "казенки" осталось, если мало – займите у Южакова или… ну, займите, словом. Пусть Вацлав озадачится, на то он и старший лаборант. А с Любовью Александровной раньше похорон встречаться, считаю, не следует. Тем более она наверняка Павла из Питера вызвала, может, и Валентина из Штатов успеет до похорон прилететь. Вот они с ней и побудут. Пойми, одно дело – родные люди, дети, и совсем другое – мы, хотя, кто Деду ближе был, это еще вопрос. Потом, когда все уляжется, и зайдем, и поможем, и поговорим. Поняла?