– А что еще говорила моя матушка? – спросил По.
– О! Она так гордится Вами! Она говорит, что Вы самый, самый красивый, самый воспитанный и самый добрый змей не только в нашем лесу, а и, пожалуй, во всем мире! И, Вы знаете, я думаю, что она совершенно права!
У бедного полоза даже глаза округлились от сладкой песни.
– Да. Я такой, – сказал он. – Передайте ей, что я очень люблю ее, очень.
Птичка затаила дыхание.
– И… как Вас зовут, уважаемая?
– Чи! Меня зовут Чи!
– Та вот, уважаемая Чи! Если Вам понадобится, ну, там, какая-нибудь помощь, я всегда рад помочь! Всегда рад! – И По, гордо держа голову, так же плавно выполз из колючих зарослей, как и вполз…
Когда вылупились птенчики и стали просить открытыми клювиками пищу, у Чи начались бесконечные перелеты за насекомыми и гусеницами. Но она никогда не забывала каждый день на ночь давать им уроки правильного воспитания.
– Помните, дети мои! – наставляла она. – У вас нет острых зубов, как у тигра. Нет сильного тела, как у полоза. Но даже при самых невероятных, самых ужасных обстоятельствах оставайтесь всегда предельно вежливыми!
На двадцать пятом этаже сидел воробей и радовался, оттого что раньше всех увидел краешек восходящего солнца.
Светило потягивалось длинными лучами, проникая во все прямые и косые улочки Ивантеевки, и ласково грело воробья. И у него в груди что-то взорвалось и чириканьем вырвалось на волю.
– Здравствуй, Солнышко! – воскликнул воробей.
Утреннее солнце нежно и мудро улыбалось в ответ.
– Чего верещишь? – прилетела Галка. – Червяка нашел на крыше, что ли?
– Тебе не понять, – ответил воробей.
– Где-то увидел хлебную корку? – появился откуда-то скворец.
– Да нет же, – чирикнул воробей.
– Да он вопит, потому что влюбился! – царапнула воздух гаканием чайка с по мойки.
– Не угадал никто! – заключила ворона. – Ха! Ха! Ха! Кар! Так чего же все-таки ты чирикаешь?
– Солнышко увидел, радуюсь.
– Оно ведь каждый день бывает! – удивились птицы.
– А я каждый день и радуюсь, – ответил воробей.
51. Картошка, солнце и склероз
В подполье жила картошка. Еще весной картошка вспомнила, что пора расти. Протерла свои глазки, выпустив из них почти прозрачные ножки. И те потянулись к воображаемому солнцу в кромешной темноте.
А на комоде в этом старом доме жил Склероз. И как только кому-нибудь из обитателей дома что-то надо было взять из комода или из подполья, он страшно зажмуривался. Вот так. И говорил: «Бу-бу-бу-бу-бу-бу-бу!» А обитатели дома, загипнотизированные, тут же забывали, зачем пришли.
Склероз настолько окреп, что околдовал даже Его Сиятельство Солнце.