Когда она проходила мимо самолета, который приземлился после боя, летчик окликнул ее:
— Мадемуазель! Постойте, мадемуазель лейтенант! Куда вы так спешите?
Лиля бросила быстрый взгляд в его сторону: это был Кулагин, который никогда не упускал момента, чтобы не задеть ее. Разгоряченный после схватки с «мессершмиттами», он весело и насмешливо смотрел на Лилю, принимая из рук техника котелок с водой.
Лиля продолжала идти не отвечая. Всего несколько минут назад она видела, как он блестяще вогнал в землю фашиста, своего противника, и удивлялась его мастерству. Но разговаривать с ним в том тоне, который он выбрал, она не собиралась. К тому же ей было некогда.
Кулагин наспех отпил несколько глотков и, отдав котелок технику, сказал вслед Лиле:
— Простите, вы, кажется, на КП? Догадываюсь — к Бате. Боюсь, он сейчас вежливо выпроводит вас. Только не вздумайте пустить слезу — не терпит! Впрочем, разрешите вас проводить? Возможно, вам, как представительнице слабого пола, потребуется помощь...
Догнав Лилю, он зашагал с ней рядом, действительно собираясь сопровождать ее, но она резко остановилась и посмотрела ему прямо в лицо. Чего он хочет от нее? Чтобы она отвечала на его шуточки и кокетничала с ним? Или чтоб рассердилась и надерзила ему? Нет, сейчас она спокойно скажет, что у нее нет ни малейшего желания любезничать с ним да и вообще с кем бы то ни было...
Но, увидев совсем близко его красивое смуглое лицо с короткой полоской усиков над верхней губой и встретившись с ним взглядом, Лиля неожиданно для себя смутилась. Она чувствовала, что нравится Кулагину и что все его насмешки в ее адрес — это способ поближе познакомиться с ней, узнать ее лучше. Больше того, она вдруг поняла, что, несмотря на раздражение, которое он вызывал в ней, ей все-таки хочется нравиться ему...
Нахмурившись, недовольная собой, она спросила:
— Кажется, вас зовут Кулагин?
— Совершенно верно, мадемуазель. Владимир Кулагин. Мама называет меня Вовочка... У вас прекрасная память. Впрочем, не только память — в вас все прекрасно, как сказал бы на моем месте поэт, и будь я поэтом...
— Вы хорошо дрались сейчас в воздухе, Кулагин. А на земле...
— Воздух — моя стихия! — воскликнул с нарочитым пафосом Кулагин,— Простите, я перебил вас.
— На земле вы мне совсем не нравитесь.
— Как это печально! Зато вы мне безумно нравитесь! И я не теряю надежды, что когда-нибудь вы обратите свой благосклонный взор на покорного раба вашего. Если, конечно, Батя сейчас не отошлет вас вместе с вашей веселой подругой куда-нибудь в иные края... Это было бы ужасно!