– В таком случае я позаимствую твой байк на Хеллоуин.
Улыбаюсь, но ничего не говорю. В словах Нэша – намек, что он намерен тут задержаться, а я пока не уверен, как относиться к такой перспективе.
– Сначала переживем одну ночь ужасов, приятель, – отвечаю беззаботно. – Справимся с тем, что есть. Ты сможешь вернуться к восьми?
– Ага.
– А сможешь заехать на обратном пути в канцелярский магазин и купить несколько вот таких штук?
Я показываю Нэшу гроссбухи. Он хмурится, протягивает руку и берет один. Пролистнув страницы, тихо произносит:
– Так вот из-за чего у нас столько проблем?
– Нет. Проблемы у нас – из-за поступков отца, – отвечаю я ровным голосом.
Нэш поднимает на меня глаза. Взгляд тяжелый, многозначительный, но брат ничего не говорит и отдает мне книгу.
– Я принесу, что надо.
– Тогда до скорого.
На этом мы расстаемся. Нэш уходит из моей квартиры.
До приезда к матери осталось всего минут двадцать. Я совершаю мозговой штурм – выдумываю объяснение, с чего это вдруг я появилась на пороге ее дома посреди ночи. С каким-то странным типом под ручку.
Я уже так давно не звонила матери, что правильно набрала номер только с третьей попытки. Он записан в моем телефоне, но телефон-то – в квартире у Кэша. А пользуюсь я одним из тех дешевых, которые, по совету Кэша, должна выкидывать в мусорный бак каждые день или два.
На другом конце провода раздается сонный голос моего отчима Лайла. Издаю вздох облегчения. Других вариаций для набора мне не придумать, так что если бы и этот оказался неправильным, я бы уже не знала, что и делать.
– Лайл, это Оливия. Прости, что звоню так поздно. Можно поговорить с мамой?
Слышу раздраженный вздох и какие-то приглушенные звуки – это Лайл прикрывает трубку ладонью. Через несколько секунд раздается голос матери:
– Оливия, юная леди, тебе разве неизвестно, который час?
Оставим на совести моей мамы, что ее больше волнует соблюдение правил приличия, чем нежданный звонок дочери в несусветную рань.
– Мам, у меня дома утечка газа. Можно я останусь на ночь у вас?
Слышу несколько разных звуков, ни один из которых не предвещает ничего хорошего, после чего она отвечает:
– Почему ты не можешь переночевать у отца? Разве у тебя нет ключа?
– Папа сломал ногу. Ему трудно передвигаться. Если бы я ему позвонила ночью, он мог бы упасть и еще что-нибудь себе повредить. Если бы просто приехала – то же самое.
Все, что я ей говорю, – правда, за исключением утечки газа.
– И со мной кое-кто едет. Это… мой друг. Надеюсь, ты не против.
Забавно, я не смогла заставить себя соврать, что Гевин для меня больше чем друг. Похоже, даже мой язык привязан к Кэшу, а это до ужаса странно. Но, зная маму, нетрудно предположить: она-то уж точно чего-нибудь себе напридумывает. Она увидит, услышит и почувствует то, что захочет, и сделает выводы на основании того, что скопилось у нее в голове. С ней всегда так.