Ячеистая сеть распространялась, словно вирус.
К ней уже присоединились сотни людей, и десятки добавлялись каждый час. Люди заряжали мобильники от генераторов, солнечных батарей или откопанных из-под снега автомобильных аккумуляторов.
– Можешь разослать соседям просьбу принести «травы»? – спросил я у Винса. Он кивнул и достал телефон. – Заберем ее на обратном пути.
Мы хотели доставить на Пенсильванский вокзал тех, кто пострадал сильнее всего. Двое находились в критическом состоянии, и мы ничего не могли для них сделать. Тони уже привязывал к самодельным саням рюкзаки, чтобы тащить раненых по снегу. Я пошел в подвал узнать, как у него дела.
Мы встретились на лестнице; он поднимался, волоча за собой свой груз. Люк помогал – точнее, висел у Тони под мышкой.
– Аварийное освещение в конце концов накрылось, – сказал Тони, увидев меня. Он поставил Люка на пол, и Пэм повела малыша наверх. – Нужно экономить батареи налобных фонарей. Их мало.
Я кивнул и помог ему занести сани в холл.
– Вы – лучший лыжник среди нас, – сказал Тони, поднимая рюкзак-«упряжь», которую он соорудил, и показывая мне, как ею пользоваться. – Думаю, мы с вами должны тянуть, а Винс – нам помогать.
Винс пожал плечами.
– Извините. Моя тема – серфинг, а не лыжи.
Как парнишка из Луизианы, который учится в Бостоне, стал серфером?
Я вздохнул. Сегодня утром, когда я надевал джинсы, мне пришлось затянуть ремень на одну дырочку туже обычного. С одной стороны, я, похоже, наконец-то похудел, а ведь этого так хотела Лорен. С другой стороны, мне хотелось есть. Более того, я голодал.
Голодал.
У меня возникло нехорошее предчувствие: возможно, я на личном опыте узнаю, что такое настоящий голод.
Пока мы с Тони и Винсом одевались, кто-то из медиков подтащил сани к обгоревшим людям, которых мы собирались отвезти на вокзал, и, несмотря на сдавленные стоны, стал укутывать их в теплые вещи и привязывать к саням.
Открыв заднюю дверь, мы взбежали на вершину сугроба. Удивительно, как быстро организм приспосабливается к холоду: всего две недели назад я бы жаловался и дрожал, а сейчас температура всего на пару градусов выше точки замерзания воды казалась почти тропической.
Мы стояли на куче снега, и наши ноги были на уровне голов тех, кто остался в холле. Кто-то придерживал дверь, остальные осторожно толкали сани с пациентами по крутому склону.
Делать это было трудно и неудобно, и с каждым толчком «пассажиры» кричали от боли.
Мы надели лыжи и пошли по Двадцать четвертой улице. Нашу цепочку замыкал Винс. Посередине проезжей части уже появилась четкая двойная лыжня и протоптанные тропы; то здесь, то там виднелись ходы, прокопанные в сугробах по бокам.