— Пристройку сделай, — твердила мама. — Рази не видишь, девки повырастали?
Появилась еще одна клетушка и деревянный топчан в ней. В последнее время и до меня дошла очередь спать на сундуке. Меня все считали маминым сыночком и при случае награждали затрещинами. А мамину любовь я чувствовал постоянно. У меня всегда была защита: любимая и любящая мама. Она не баловала, за шалости наказывала, но не слишком строго. Отец недовольно ворчал, что она вырастит на свою голову бездельника.
— Уймись, Авдеич, — возражала мама. — Ты забыл, как он нам достался?
Мама с горечью рассказывала, что в два года меня застудили в нетопленом доме.
— Ночи напролет кричал. Лежишь в люльке и кричишь, аж сердце заходится. День и ночь кричал, никому спать не давал, и Степан спьяну предложил тебя задушить. Вот я и стерегла. Два года по ночам не спала, а днем, если сумею прикорнуть часик-другой, то и мое. На ходу спала. Отец раз не выдержал, схватил тебя и повез в больницу в город.
Я узнала от Анны, когда вернулась с базарчика, и бегом… Дохтур ворчал: «Темнота… Чуть парня глухим не оставили…»
Вставил тебе трубку в ухо и задул какой-то порошок. Тут ты и зашелся. Ох, кричал. Отец того дохтура даже потряс за воротник. Потом ты замолчал и два дня спал, во сне улыбался. Думала, ты навечно заснул. Но ты проснулся, и я чуть не задушила тебя от счастья. Очень тебя любила. Красивым мальчиком рос. Одна дамочка пристала на базаре: продай да продай. Хорошо с мужем они жили, а детей бог не дал. Инженером путейным ее муж работал. Я той дамочке чуть глаза не выцарапала. Вот только ел ты плохо. Кроме печенья, ничего в рот не брал, худенький рос, но потом выправился, вон какой вымахал. И в плечах раздался. Как Степан стал…
О, Степан! Чем-чем, а силушкой он не был обделен!
Крепкий был мужик наш Степан. Рассказывали, что однажды в лаве начался обвал, деревянные пары — столбики, которыми крепят кровлю — уже кое-где ломались, как спички, а у выхода в штрек угрожающе трещали. Вот там Степан и подпер кровлю своими плечами, и держал ее, пока все шахтеры не повыскакивали. Выпрыгнул Степан в штрек — и завалилась вся лава.
Долго тянулось то голодное лето. Чем хуже мы жили, тем чаще вспоминали отца. Каждый втайне считал, что он-то что-нибудь придумал бы.
От Владимира шли куценькие письма из Нальчика, где он устроился грузчиком на какую-то базу. Анна скучала в Краснодоне, просила приехать Алю, но та, скрепя сердце, работала телефонисткой на «Новой». На ее-то небольшой, но постоянный заработок выкупали по карточкам хлеб и крупу. А так перебивались с хлеба на квас.