Под неразборчивой подписью стояла приписка – «гражданин Германии».
Хаим был шокирован. Как же он ошибался, беспечно полагая, что больше не услышит о «потомке английских баронов»! Став верноподданным Третьего рейха, Самуэль Алан Дженкинс решил выслужиться перед новой родиной и объявил литовского коллегу шпионом!
Прошло ли послание цензуру в Регенсбурге? Конверта не видно, но, естественно, прошло… Почему изложенные в письме факты и предположения не насторожили немецких цензоров настолько, чтобы передать письмо в рейхстаг? А доложено ли уже президенту Сметоне о подрывной организации большевиков в Литве?..
– Что вы на это скажете?
– Полная чушь и бред, – Хаим набрал воздуха, как перед нырком, и выпалил: – Простите, я могу воспользоваться вашим служебным телефоном, чтобы позвонить отцу?
Следователь задумчиво пожевал губами.
Хаим приготовился к лаконичному «нет», в лучшем случае к вопросам вроде «зачем?», «кто ваш отец?», после чего рискнул бы повторить просьбу, но Бурнейкис спокойно переставил телефон ближе к нему:
– Звоните.
Забряцала цепь наручников. Тягучие мгновения падали, как в трясину, Хаим едва дождался, когда на коммутаторе его соединят со старым Ицхаком. Вкратце пояснив, где и почему сейчас находится, продиктовал адрес дома на Лайсвес-аллее.
– Там Мария одна, отец, – стараясь не кричать, в смятении растолковывал Хаим бесчувственной мембране. – Прошу тебя, позаботься о моей жене, слышишь?! Скажи ей, что у меня все хорошо, пусть не беспокоится, – он покосился на лысого, сидевшего с каменным лицом. – Да-да, все хорошо!
Старый Ицхак спросил, кто занимается следствием.
Хаим неприятно удивился: что за блажь? У отца связи с охранкой? Вспомнилось, как где-то вкользь слышал о том, что Сметона приблизил к себе Грудзя, одного из еврейских воротил. Неужели отец собрался действовать через него? Не может быть…
А если бы и так. Зря надеется старый Ицхак. Охранная служба вряд ли упустит возможность проучить евреев на «шпионском» примере. Хаим растерянно прикрыл трубку ладонью.
– Могу ли я назвать отцу вашу фамилию?
Лысый недовольно поморщился. Понятно, секретное все-таки ведомство. Хаим почувствовал себя глупым, наглым провинциалом. Уже хотел, не прощаясь с отцом, положить трубку, но следователь махнул рукой:
– Валяйте.
– Бурнейкис, – промямлил Хаим. Трубка наконец-то упокоилась на рычагах. – Спасибо вам, – выдохнул он с облегчением. – А то я беспокоился за жену.
– Совершенно напрасно, – ласково улыбнулся следователь, устремив к окну землисто-серые глаза, и на миг они хищно вспыхнули. – Ваша жена здесь.