Из воспоминаний военного летчика Алексея Владимировича Шиукова:
"Отправляясь на охоту, Крутень брал с собой одного-двух летчиков своей истребительной группы. И мне довелось несколько раз летать с ним в одном звене. Однажды, отбарражировав, Крутень должен был возвратиться на аэродром (кончилось горючее). В этот момент он увидел под облаками самолет с черными крестами на крыльях. Почти полностью был израсходован боекомплект. Но, превосходя противника по высоте, решил атаковать его на планировании, хотя бы с остановившимся мотором. Расчет оказался верным. Бесшум-во, камнем свалившись на врага, он метким выстрелом ранил пилота, заставив немцев приземлиться…"
Генерал советской авиации, в прошлом летчик 8-го авиаотряда Иван Константинович Спатарель в своей книге "Против черного барона" напишет:
"Крутень был душой авиагруппы. В черной кожаной куртке с бархатным воротником, он появлялся всюду — проверял подготовку к полетам, подсказывал, как лучше выполнить боевую задачу. Переучивая летчиков на "Ньюпоре X", он и сам летал на выполнение боевых заданий. На борту его машины была нарисована голова русского витязя в боевом шлеме. Лишь за один день 26 мая он сбил два самолета противника. Он давал указания перед полетом о способах атаки, секретах меткой стрельбы. Он был и теоретиком…"
В это раннее утро 6 июня 1917 года Евграф Николаевич вылетел на своем "Ньюпоре XXIII" сопровождать "вуазен", получивший задание разведать расположение вражеских войск, их передвижение.
Евграф Николаевич летел выше самолета-разведчика и немного справа. Привычная работа. Надо зорко оглядывать воздушное пространство, чтобы вовремя заметить опасность, пресечь попытки "фоккеров" подобраться к "вуазену". Любой ценой, даже собственной жизни, летчик-истребитель обязан защитить, сохранить разведывательный аэроплан, ибо данные разведки, запечатленные на фотопленке, помогут командованию фронта правильно спланировать операцию.
Весь он сосредоточен на выполнении боевого задания, напряжены зрение, нервы. Но все-таки нет-нет да и мелькнет в голове какое-то воспоминание, какая-то посторонняя мысль.
Вдруг возникло в воображении пылающее лицо Наташи с повлажневшими блестящими глазами, распущенная черная коса и маленькие полудетские губы, страстно шепчущие: "Мой, мой!" Сколько любви, жажды счастья в этом единственном слове. Так было… Последняя встреча в Киеве перед отъездом на фронт. Два восторженных, неповторимых дня, проведенных в каком-то неистовом забытьи, когда объятия почти не размыкаются. Разговоры обо всем, только не о будущем, оно по-прежнему в тумане. Как и всякая женщина, Ната мечтала о простом, человеческом счастье быть рядом со своим избранником, делить с ним радость и горе. Но только однажды вырвалось у нее из глубины души наболевшее: "Что будет с нами? С тобой? Со мной? Ну скажи, милый". Но что он мог сказать, когда впереди — новые испытания, новые бои, игра со смертью? Воспоминание об этом жжет его сердце. Уже на пути на фронт он обнаружил в кармане кителя тайно положенную туда Наташей записку и золотой крестик. В записке слова: "Ты должен выжить, родной мой, я верю в наше счастье. Я буду ждать тебя всегда, вечно".