— Не лучшее? Тогда я хочу попробовать еще какое-нибудь!
— Ты с этим, для начала, справься.
Зря он это сказал. Я не знала, как вели себя местные женщины, но мне разгульная юность, к стыду, принесла умение и желание пить редко, но много и весело. А уж такой стимул, как огромное количество отменного вина, только подливал масла в огонь. В общем, когда я изрядно подвыпила, наконец расправившись с первой бутылкой практически в одиночку, и потребовала добавки, аглар спросил, усмехаясь:
— А надо ли?
— У нас есть отличная фраза! In vino veritas, что переводится, как «истина в вине»! И что же плохого в истине?
— Ох, сомневаюсь, что вторая бутылка откроет тебе какую-либо истину, но раз уж так просишь, то отказывать бесполезно. Сама, в случае чего, справишься, а это, как я успел заметить, чревато последствиями.
С этими словами герцог придирчиво осмотрел полки и, в конце концов, достал большую бутыль, наполненную янтарной жидкостью. Надо ли говорить, что вкус у нее оказался превосходным? К великому сожалению, я уже была достаточно пьяна, чтобы не оценить это прекрасное вино по достоинству. Пришлось в который раз убедиться, что хорошие напитки следует не пить, а дегустировать.
Приятное головокружение и легкость во всем теле, как водится, развязали язык и подтолкнули на откровенные разговоры.
— Вот готова поспорить, что женщины от тебя без ума!
— Что ж, жаловаться на невнимание прекрасного пола не буду.
— А знаешь почему? Да потому, что на самом деле ты тот еще гад! — в сердцах воскликнула я и, с видом, будто открываю великую тайну, прибавила. — Мы таких любим, знаешь ли.
— Полагаю, стоит считать это заявление за комплимент, — философски заметил герцог. — И что же такого ужасного ты успела во мне усмотреть?
— Ну как? На корабле покалечил? Покалечил! Печать, — я демонстративно тряхнула рукой. — Поставил? Поставил! И вот не надо говорить о благих целях. Надменно себя ведешь? Надменно! Да я до утра могу перечислять все то, что создает образ обворожительного циника!
Астарт, ничуть не пьяный, слушал меня с насмешливым интересом. Полагаю, что, несмотря на его возраст, проведенные в отрешении годы, сделали из аглара молодого старца. Хотя по человеческим меркам ему немногим за тридцать, под маской могущественного герцога явно скрывался двадцатилетний мальчишка, настрадавшийся и рано повзрослевший. Сейчас он отбросил весь пиетет и лукаво уточнил:
— То есть, ты считаешь меня обворожительным?
Только тут я поняла, что сболтнула лишнего, но когда кровь горячит вино — смущению места нет. Поэтому я воскликнула: