пошел в ломбард и службы не менял.
Но я его застал уже без дела,
вернее, без казенных обстоятельств,
поскольку дело было у него.
Но что за дело, мудрено понять.
Он редко выходил из помещенья,
зато к нему все время приходили,
бывало, что и ночью, и под утро,
и был звонок условный (я заметил):
один короткий и четыре длинных.
Случалось, двери открывал и я,
но гости проходили как-то боком
по голому кривому коридору,
и хрена ли поймешь, кто это был:
то оборванец в ватнике пятнистом,
то господин в калошах и пальто
доисторическом, с воротником бобровым,
то дамочка в каракулях, то чудный
грузинский денди… Был еще один,
пожалуй, чаще прочих он являлся.
Лет сорока пяти, толстяк, заплывший
ветчинным нежным жиром, в мягкой шляпе,
в реглане, с тростью. Веяло за ним
неслыханным чужим одеколоном,
некуреным приятным табаком.
Его встречал Григорьев на пороге
и величал учтиво: «Соломон Абрамович…»
И гость по-петербургски раскланивался
и ругал погоду…
Бывал еще один:
в плаще китайском, в начищенных ботинках,
черной кепке, в зубах окурок «Беломора»,
щербатое лицо, одеколон «Гвардейский».
Григорьев скромно помогал ему раздеться,
заваривал особо крепкий чай…
Был случай лет за пять до этой ночи:
жену его отправили в больницу,
вдвоем остались мы. Он попросил
купить ему еды и так сказал:
«Зайдешь сначала, Женя, к Соловьеву
[17],
потом на угол в рыбный, а потом
в подвал на Колокольной. Скажешь так:
„Поклон от Кузьмича“. Ты не забудешь?» —
«Нет, не забуду».
Был я поражен.
Везде я был таким желанным гостем,
мне выдали икру и лососину,
салями и охотничьи сосиски,
телятину парную, сыр «Рокфор»,
мне выдали кагор «Александрит»,
который я потом нигде не видел,
и низкую квадратную бутылку
«Рябина с коньяком», и чай китайский…
Все это так приветливо, так быстро,
и приговаривали: «Вот уж повезло —
жить с Кузьмичом… Поймите, что такое,
старик великий, да, старик достойный…
Уж вы похлопочите, а за ним уж не заржавеет…»
О чем они? Не очень я понимал…
Он сам собрал на стол на нашей кухне,
поставил он поповские тарелки,
приборы Хлебникова серебра…
(Он кое-что мне объяснил, и я немного
разбирался, что почем тут.)
Мы выпили по рюмочке кагора,
потом «рябиновки» и закусили…
Я закурил, он все меня корил
за сигареты: «Вот табак не нужен.
Уж лучше выпивайте, дорогой».
Был летний лиловатый нежный вечер,
на кухне нашей стало темновато,
но свет мы почему-то не включали…
«Вы знаете ли… — Он всегда сбивался,
то „ты“, то „вы“, но в этот раз на „вы“. —
…Вы знаете ли, долго я живу,
я помню Александра в кирасирском
полковничьем мундире, помню Витте —