Алевтина смотрела светло, на вопросы про здоровье и вообще как дела отвечала положительно и внятно, только быстро-быстро разглаживала пальцами край скатерти да беспокойно подергивала плечом.
Когда Муська встала и, точно принюхиваясь, двинулась в сторону закрытой двери во вторую комнату, Алевтина сорвалась с места и с криком: «Не отдам! Не пущу!» – кинулась наперерез.
Спасать Муську ближе всего оказалось Глафире. Она прихватила буйную Алевтину со спины. Алевтина верещала, как пойманный в силки заяц, но противиться крепкой Глафире не имела сил.
На крики слетел со своего пятого этажа доктор Латышев. Он выдернул из Глафириных рук вконец обезумевшую Алевтину, а на вопли Глафиры, что надо «„скорую“ вызывать и везти Алевтину на Пряжку», приказал всем немедленно выметаться, «чтобы духу ничьего через секунду не было».
Благодетельниц как ветром сдуло, потому что в таком бешенстве сдержанного Латышева никто не видел, включая, кажется, и Зинаиду, которая, на правах жены, все же осталась. Доктор стоял посреди комнаты, прижав к себе плачущую Алевтину, и гладил седые кудельки на ее трясущейся голове. Все остальное подъезд узнал в пересказе Зинаиды.
Напившись лекарств, которые, предварительно изучив этикетки, принес из кухни Латышев, Алевтина немного успокоилась и заявила, что ничего предосудительного не делала, а книги все равно бы списали. И она впустила доктора и Зинаиду во вторую комнату, «кабинет мужа Саши». Там на стульях, диване, письменном столе и подоконнике в открытом и закрытом виде лежали книги, журналы и газеты, посвященные жизни поэта Есенина, причем некоторые были в двух-трех экземплярах.
Оказалось, что последние годы работы в БАНе Алевтина таскала, засунув за корсаж юбки, печатную продукцию с изображением поэтов Есенина и Клюева. На изумленный вопрос Глафиры: «В какой такой бане работала Алевтина?» – Зинаида снисходительно пояснила, что так «в интеллигентной среде» называют Библиотеку Академии наук, сокращенно БАН.
Потом Алевтина призналась Латышеву, что еле-еле сводит концы с концами и скоро, видно, не в состоянии будет оплачивать свою жилплощадь.
– Но вы же понимаете, доктор, – Алевтина подняла умоляющие глаза на Латышева, – вы же образованный человек и понимаете, что Сашенька не может без кабинета, он ведь ученый, и кабинет ему просто необходим. Видите, – и она с гордостью указала на журналы и книжки с портретами Есенина, – видите, сколько у него научных работ. А этот, в шляпе, иногда выступает его соавтором. И сынок наш в институте учится, ему тоже кабинет понадобится. – Алевтина говорила убедительно и твердо, с совершенно нормальными интонациями. – А если я съеду на меньшую площадь, куда же им возвращаться? Они меня не простят, вы понимаете, Петр Сергеевич? Вы же понимаете меня?.. А недавно мне приснился Сашенька и сказал, что с его помощью я справлюсь. Ну, вот я и подумала… Те фотографии, – она указала на портрет в рамочке из бука, – жалко, а с этими, из журналов, можно и выйти…