Тогда автором было решено посвятить их своей службе в Ставке, а также всем последующим событиям, разворачивавшимся там до самого конца Российской империи в 1917 г.
…Впервые книга эта увидела свет в нью-йоркском русском издательстве имени Чехова более полувека назад, в 1955 г., рукопись ее была выслана туда автором из «социалистической» Югославии с надеждой на скорое опубликование в «свободном мире».
Уверенность автора в том, что его труд окажется непременно опубликованным, основывалась еще и на том, что знаменитое либеральное издательство с удовольствием бралось печатать труды, мягко говоря, далекие от апологетики Государя и вообще Царствующего Дома Романовых. Делалось это отчасти в пику широкой волне русских зарубежных монархических публикаций, отчасти потому, что финансировалось оно людьми далеко не монархических воззрений.
Ожидания автора оправдались.
Либералам российской эмиграции было хорошо известно, что далеко не все, кто по долгу службы находился во время Великой войны (1914–1917) в Ставке, исповедовал монархические принципы, а иные из них в те годы даже бравировали своей оппозицией к Государю. И хотя часть этих людей впоследствии раскаялись в собственном предательстве и легкомыслии, даже спустя годы среди русского зарубежья продолжала оставаться устойчивая группа лиц, часть до самых последних дней, продолжавшая фрондировать собственной изменой в феврале 1917-го. Адмирала, не раздумывая, взялись опубликовать.
Разумеется, в оценке личности Бубнова невозможно безоговорочно утверждать, что он до конца дней своих принадлежал именно к той части эмигрантов, однако на протяжении многих лет считал своим долгом поддерживать репутацию либерала.
В остальном — научный работник Бубнов был далек от праздного суесловия собратьев по мемуарному цеху, и даже в написанных им без должного пиетета воспоминаниях о службе в Ставке стремился соблюсти формальную корректность в описании Государя.
Суховатые по стилю, его очерки жизни Ставки по-прежнему интересны историкам, ибо, к счастью, адмирал Бубнов не страдал графоманией. Завершив свой повествовательный труд, он не продолжил череду «осмыслений» прошлого, посчитав, что сказал в книге достаточно для будущего суда потомков.
Объясняется это еще и тем фактором, что для пустых и бессмысленных литературных упражнений у адмирала просто не было времени. Другие интересы занимали его, и в первую очередь желание восполнить пробел в российской военно-морской науке, образовавшийся в силу объективных обстоятельств за десятилетия после октябрьского переворота.