Снова воцарилось молчание. Потом Батиста нерешительно спросила:
— А после того как я перееду к маме, я больше… не смогу видеть вас?
— Этого я не говорил, — ответил граф. — Но как вы сами понимаете, Батиста, я вскоре вернусь в Англию. А вы, я думаю, не будете лишний раз испытывать судьбу и ездить туда.
Девушка какое-то мгновение колебалась, но потом решилась:
— Я знаю, чего хочу больше всего… Я хочу остаться с вами, — выпалила она. — И чтобы всегда было так же хорошо, как сегодня. Вам ведь тоже было хорошо, милорд! Я знаю, вы не притворялись!
Граф удивленно посмотрел на нее:
— Почему вы так считаете?
— Иногда в разговоре со мной вы произносите слова, просто чтобы сделать мне приятное, но вы говорите… не от чистого сердца, потому и получается не совсем искренне. А сегодня вечером вы были по-настоящему счастливы, как и я… Наверно, больше уже… никогда нам… не будет так хорошо.
Граф заметил, что их разговор зашел слишком далеко, а это не предвещало ничего хорошего.
— Идите спать, Батиста, — вздохнул он. — Зачем расстраивать себя и портить такой чудный вечер грустными мыслями о том, что даже не имеет места быть. Вспомните, как вы веселились совсем недавно. Идите спать. И пусть вам приснится, что вы вновь танцуете польку.
— Танцую с вами, — прошептала Батиста.
Она даже не думала ослушаться графа и собралась уходить. Напоследок девушка приблизилась к нему. Ирвин протянул ей руку, и она сжала ее в своих ладошках.
— Спокойной ночи, — сказала она. — Спасибо… Я благодарю вас от всего сердца.
Батиста сделала реверанс, склонилась к его руке и поцеловала ее. Граф понял, почему она это сделала; Батиста вспомнила, как он поцеловал ее руку, когда она спасла ему жизнь.
Графа проводили в комнату, где он стал ждать леди Дансфорд. Она жила в скромном доме на небольшой площади. И простота обстановки, и внутренняя отделка, и даже цветы — все напоминало Англию.
Ирвин Хоксхед не раз бывал в великолепных особняках министров иностранных дел. И потому ожидал, что герцог де Граммон, любящий во всем величие и помпезность, создаст своей любовнице обстановку под стать своим вкусам.
По дороге к дому леди Дансфорд граф был полон тревог. От этой встречи зависело будущее Батисты.
«Все будет хорошо, — убеждал себя граф. Я передам Батисту матери и наконец сниму с себя ответственность за судьбу девушки».
Так рассуждал граф, собираясь на эту встречу, но что-то внутри, должно быть совесть, подсказывало ему, что он успел привязаться к Батисте и ему будет не просто выкинуть из сердца эту прелестную голубоглазую девушку.