— Я благодарен вам за все, что вы мне сейчас рассказали, миледи, — сказал граф.
— Если бы только англичане не дали французам потерять все то, что те с таким трудом приобрели в Севастополе и Сопернио, они бы сослужили Европе великую службу, — рассуждала леди Дансфорд. — Но, по-моему, императора не под силу вразумить никому, кроме самой императрицы, а она лишь уговаривает его принять командование армией.
— Но, насколько я знаю, император болен.
— Да, — подтвердила леди Дансфорд. — Очень болен. И Отто утверждает, что стояние постоянно ухудшается.
Граф уже ель; пал от виконта, что у императора камни в мочевом пузыре и он ездит верхом с большим трудом, если вообще в состоянии взобраться в седло. Нелепо даже предполагать, что он, пораженный таким недугом, сможет управлять французскими войсками. Но императрица и не посмотрит на эти житейские доводы, ей есть дело только до восхваления Ее Величества и двора.
Леди Дансфорд встала.
— А сейчас, милорд, — сказала она, — я собираюсь написать письмо графине де Колонне, моей подруге в Риме. Осмелюсь просить вас еще немного принять участие в судьбе моей дочери и помочь Батисте добраться до нее.
Она подошла к письменному столу и выразительно взглянула на графа своими глубокими голубыми глазами, молчаливо умоляя его самого отвезти туда Батисту.
Граф ничего не ответил, все еще находясь под впечатлением сказанного матерью Батисты.
Леди Дансфорд села за стол и сказала:
— Я уже написала завещание, милорд. Я сделала его еще три недели назад, когда Отто открыл мне глаза на мое состояние. Должно быть, вы не знаете этого, но в Англии у меня осталась приличная сумма денег. Моими деньгами распоряжается муж и будет вправе распоряжаться ими вплоть до моей смерти.
— Вы завещали их Батисте? — догадался граф.
— Конечно, — ответила леди Дансфорд. — Она сама владеет большим состоянием. Однако она не может получить деньги, пока не умрет ее отец или она не выйдет замуж.
Леди Дансфорд вынула из ящика стола солидного вида конверт, положила его рядом и продолжала писать письмо.
Граф стоял и ждал, когда она закончит, повернувшись спиной к камину.
Он подумал, что представлял себе мать Батисты совсем иной. Ему, однако, следовало ожидать, что она окажется доброй, мягкой и милой не в пример своему жестокому, безумному и злому мужу. Граф понял, что Батисте и впрямь нельзя оставаться с матерью.
А леди Дансфорд, словно почувствовав, что он думает о ее дочери, повернулась к нему и с тревогой спросила:
— А что вы скажете Батисте?
— Я как раз думал об этом.
— Я не хочу, чтобы вы обманывали ее. Не говорите ей, что я уже умерла. Это очень расстроит ее.