Бальзаковские женщины. Возраст любви (Нечаев) - страница 22

* * *

Итак, отец целыми днями читал, но когда сын заявил, что хочет стать литератором, он вдруг воспротивился. В отношении сына у Бернар-Франсуа были совсем иные планы. С его точки зрения, было бы гораздо уместнее все же стать помощником нотариуса месье Пассе, а когда мэтр состарится и умрет, унаследовать его контору и тем самым упрочить пошатнувшееся благосостояние семьи. При этом следовало бы жениться (разумеется, не на бесприданнице) и нарожать кучу детей, старший из которых унаследовал бы потом дело отца.

Можно сколько угодно иронизировать на эту тему, но для недавних обитателей квартала Марэ успех в жизни выглядел именно так: сын-нотариус, прочно стоящий на ногах, плюс дочери, выданные замуж за молодых выпускников Политехнического училища, а если повезет, то и за дворян.

Но в ответ на это в груди юного Бальзака вдруг вспыхнуло годами подавляемое пламя мятежа. В один прекрасный день он взял и оставил «перспективную» работу у мэтра Пассе. Как говорится, окончательно и бесповоротно.

Причина подобного поступка может быть только одна: он сыт по горло этим своим существованием. В результате он впервые в жизни поступил наперекор воле родителей и объявил им, что не желает быть ни адвокатом, ни нотариусом, ни судьей. Он вообще не намерен быть каким бы то ни было чиновником! Он решил стать писателем, ибо только это занятие может принести ему материальную независимость и славу.

И чего это вдруг подобная мысль пришла ему в голову? Возможно, все дело в том, что он слишком много читал, а отец слишком увлекательно рассказывал ему о головокружительной карьере Бомарше.

Но одно дело — благосклонно относиться к изящной словесности и держать в книжном шкафу творения классиков, и совсем другое дело — самому заниматься литературой и пытаться этим составить себе состояние.

Бернар-Франсуа Бальзак говорил сыну:

— Каждый знает, что писатели, за редкими исключениями, которых можно по пальцам пересчитать, живут впроголодь и вообще — голодранцы. Нанизывать на строки слова в уединенной тиши кабинета — это роскошь, которую может себе позволить благородный человек, но делать это профессией — это странность, если не сказать сумасшествие.

С отцом Бальзака трудно не согласиться — во все времена писательство было делом весьма сомнительным. Но при этом во все времена находились люди, которые бросались в этот омут и не могли уже выбраться оттуда. Его сын еще не видел своего имени на обложке свеженапечатанной книги, но вирус писательства, который отделяет автора от так называемых «остальных» и побуждает его совершать бессмысленные с точки зрения нормальных людей поступки, уже мощно прогрессировал в его мозгах.