— Это… Водки и закусь, — бросил половому Сильвестр, снимая папаху и шинель.
— Сей момент! — Половой, мальчишка лет семнадцати, торопливо умчался в сторону кухни.
Умеют же некоторые устраиваться с сопливых лет! Коль мозги есть, поднакопит деньжат и со временем сам станет хозяином.
Выпили по первой — с морозца. Крякнули, закусили грибочками и капустой.
— Хорошо. — Нос у Сильвестра был переломан в какой-то давней драке, и потому солдат имел несколько разбойный вид. — Иногда подумываю, а не остаться ли в армии? Чего-то мне не хочется ковыряться в земле, а на завод идти — еще хуже.
— Так и в армии ты — человек подневольный, — качнул головой Аким. — Куды скажут, туды и шагай.
— Зато спрашивают, балда, не в пример меньше. Опять-таки есть возможность разжиться барахлишком. А там — поднакопить чуток деньжат и стать хозяином. Кабачка ли, какой мелкой мастерской. Все не самому спину гнуть.
— Пока накопишь столько, десять раз нагнешься…
— С умом надо все делать, с умом, — Сильвестр плеснул в чарки по второй. — Не пропивать, а часть откладывать в банк под проценты. Чтоб денежка сама капала.
Выпили под это дело — за грядущие доходы и процветание.
— А вот как схлопочешь пулю от партизан али крестьяне вилы в бок всадят — и кому капиталы будут нужны? — Чернявый Аким все отыскивал в их положении чего-нибудь плохое.
— Ты не подставляйся. Дураком-то не будь. Понимаешь, воля — она ведь не для всех, а токмо для умных. Кто знает, как ею распорядиться. Возьми тех же партизан. Умны? Умны. Эвон за один раз сколько грабанули! Вот тут-то им бы и завязать. Чай, теперь каждому до скончания века хватит. Но не завяжут же! А в тайге всю жизнь не просидишь. Рано ли, поздно, обложат да поймают. С другой стороны, обратно им ходу тоже нет. Прошлое-то имеет свойство всплывать. Узнают о былых проделках — и к ногтю. Токмо за границей и устроишься. А мы? Государственные люди, никто никогда и не спросит, откуда богатство.
Все относительно. Кому-то миллиона мало, для кого и сто рублей — деньги.
— Не, Сильвестр, не уговаривай. Хватит с меня начальников. Надоело. Сегодня — увольнительная, а завтра — торчи в казарме да делай вид, будто занят. Слушай какого-нибудь партийного болтуна с его очередными обещаниями. Не хочу.
— Я не уговариваю. Не хочешь — не надо. Намыкаешься — сам потом пожалеешь.
Еще выпили и нещадно задымили самосадом. Впрочем, курили в кабаке едва не все. Ну, половина так точно. Густой дым поднимался к потолку, повисал там слоями.
— Смотри, какие крали! — Аким кивнул на пару зашедших женщин. Довольно неплохо одетые, накрашенные так, что не оставалось сомнения в их ремесле. Одна была несколько худощава, зато вторая в теле. Обе молодые, в самом соку, как тут не обратить внимание?