– Иванов, ко мне! Ты что головой трясешь, как лошадь после пьянки! – ору я ефрейтору, я тоже слышу пока плохо. – Службу нести можешь? – Стандартный вопрос, а лошадей я зря упомянул. Не в дугу шутка получилась. Однако на моего ефрейтора вопрос оказывает магическое действие. Я этот вопрос всегда перед приказом >4 задаю. Ответить отрицательно – хуже, чем потерять лицо японскому самураю, и харакири не спасет от позора. Иван, как кличут Сережку Иванова на заставе, вмиг подбирается, как кошка перед прыжком. Щупает оружие, заглядывает в подсумок. Блях! У нас же всего по два магазина на каждого! Где этот чертов каптер?
Пока у меня рождаются новые и здравые командирские мысли, Иванов кивает и ждет моего ре-шения.
– Иван! Возьми своих связистов! Беги на заставу! Проверь радиостанцию, проводную связь и дежурного с пауком! Осмотрись по аккумуляторной комнате, фонарям. Рацию одну и Куделю – ко мне, с запасной батареей. Доложи. Понял? – Иван услышал мой ор и радостно кивает головой. Разворачивается и бежит на опорный. Один черт, докричаться ни до кого от конюшни не сможет. Хотя, какая там проводная связь. Столбы, вон они, полулежат, если не упали. Провода на земле, замкнуты и перекручены. Разве что вся надежда на правый фланг. Может, там повезло, горки прикрыли и есть связь с соседями. А через соседей с комендатурой >5, отрядом >6 и округом в обход свяжемся.
– Хули вы лошадей жалеете? Бляха муха! Часового спасайте! Боря! Е-мое! – кричу я своему сержанту. И машу рукой, подзывая. Они ни хрена меня не слышат, мои солдаты. Уши позакладывало, как выразился связист.
– Боря! – ору я ему в ухо и показываю рукой на сопку, на которой отсутствует наша вышка. В обед еще была. Я часовому приказ отдал в полдень. Шакиров, кажется – Ренат, рядовой. Вышка черным скелетом арматуры лежит внизу под сопкой. За вышкой тянется полоса волочения. Зеленые доски от будки, что была на ней, валяются на склоне, разбросанные ударом об каменный склон. Часового нигде не видно.
– Боря! Бери троих стрелков. и на сопку. Найди часового и приведи сюда! Давай, сержант, не телись! – Борины глаза расширяются, брови поднимаются, и он начинает шарить глазами по сопке за моей спиной, где лежит сковырнутая наблюдательная вышка. Ага, значит начинает соображать и думать. А не сошел ли с ума товарищ молодой лейтенант? Вышка-то летела не просто на землю. А падала на склон сопки, на которой она стоит над заставой. Какой там – приведи! Принести бы живого! А я ему – приведи. Он же, Ренат Шакиров, который часовым стоял над заставой, он хоть и проворный, но не летает же по воздуху. Я кашляю, как при приступе туберкулеза. Орать оглушенному офицеру это не стихи шептать в микрофон на сцене. Горло дерет и жжет. Попить бы. Как мне ни странно, но у бетонной колоды, сделанной для того, чтоб поить наших лошадей, работает кран. И по резиновому шлангу вода бежит в мутную воду колоды. У меня сверкает в мозгу: «Дневальный!» Я снова кидаюсь внутрь заваленной конюшни.