Вот тут и началось это чистой воды издевательство над личным, командным и животным составом, организованное старшиной, каптером и Ибрагимом на кухне. Будько в это время парился, мылся, нырял в царственном одиночестве в бассейн. Выпрыгивал из него и даже играл в бассейне в космонавта, благо помешать ему почувствовать себя бороздящим холод вакуума астронавтом было некому. Что он и делал с огромным удовольствием, замерев в бассейне после парилки и наслаждаясь тишиной, неподвижностью и температурными и водяными ощущениями в плотной толще холоднючей артезианской влаги, которой всегда наполнен наш небольшой бассейн в прокопченной дымом баньке.
Ему еще было хорошо, но смутное беспокойство, навеваемое отсутствием привычно флани-рующего вокруг пограничного народа, не спо-собствовало обретению нирваны и не уравнове-ши-вало совершенство одиночества, даже в таких аристократических условиях единоличного владения всеми прелестями протопленной баньки, какие обеспечил ему наш дизелист. Валерке не хватало нас, голодных, клянчащих корочку хлеба для своей кобылы или коня, пилящих для него ствол дерева на дровяном складе, заискивания дежурного, стремящегося поесть раньше всех, проверяя заодно качество и готовность пищи; треска и дыма при разжигании угольной печки; собственных наездов на рабочего и солдатских шуточек окружающих его сослуживцев; общего перекура на крылечке перед и после обеда и суеты подготовки к выпечке хлеба.
Короче, Бадья интуитивно почувствовал себя виноватым, что так оторвался от коллектива и пользовался благами своего выходного, обеспеченного нашим трудом, службой и заботой о нем. Как-то привык Валерка, что то, что он заботится о нас не щадя своего сна, сил и времени, это нормально. А вот когда он сибаритствует, даже и во время своего выходного, то это неуютно, беспокойно и тревожно. Исправить положение можно было только одним способом – снова влиться в коллектив как буквально, так и переносно. Что Бадья и не замедлил сделать.
Для начала позвонил из баньки на узел связи. Взял черный эбонит МТТ >27, приложил к уху, нажал на тангенту, посылая вызов. Ответ Бойки был усталым, недовольным и коротким.
– Але. – Часовой на вышке тоже приложил трубку к уху потому, как линия вышки, дизельки и опорного пункта была запараллелена с банькой.
– Пауки, мля. Почему не отвечаете, как положено? – наехал Валерка на сонного связиста, которому до смены осталось пятнадцать минут.
– Валера, е, ты, что ли? А я думал, часовой? – Бадья уже собирался ответить паучаре в своей обычной ехидной манере, так чтоб он заткнулся и разговаривал повежливее. Но невыспавшийся Володька Бойко соображал у себя дома, на узле связи, быстрее. – Что, тоже проголодался? – неожиданно участливо спросил и загнал любопытство на лице повара в недоуменный подъем бровей, вытянутую трубочку губ и расширенные глаза, заставской связист.