Лихачев был дальновидный человек. Здесь, в подвалах, он устроил дьявольские машины. Потянув за проволочку с петелькой на конце, можно было обвалить три-четыре тонны огромных камней и земли, надолго засыпать любой склад или проход. Таких хитрых приспособлений тут много. Я их все знаю. Я…
Старик, вскрикнув, забился, на губах у него выступила пена, взор стал угасать. Потом глаза его снова вспыхнули жизнью.
— Покажите мне его! — крикнул он, брызгая слюной. — Покажите клад! Дотащите до него, где бы он ни был! Я все расскажу…
— Покажу, — согласился Валентин, его трясло как в ознобе. — Рассказывайте все. Покажу.
— Покажете? Да? Это я писал письмо-анонимку, нарочно неграмотно. Хотел оттянуть время. Ведь день — это еще один шанс к богатству. Я стоял за дверью часовни, когда вы ломали замок. Я обвалил на вас стену. Там два люка… Уйти было мне легко. Я оттягивал время и искал. Когда вы шли сюда в подвалы, я случайно увидал вас и пошел следом. Шел, а сам дрожал от страха. Ведь ваш приход можно было и проворонить. Я принял свою удачу за предзнаменование. Решил действовать. Разобрав давно замурованный мною проход в камеру пыток, я сделал обвал и убежал сюда. Я стоял за дверью, когда вы собирались ее ломать. Затем я ушел через люк. «Пусть их! — подумала моя глупая голова. — Они теперь никогда не уйдут отсюда. Как… Зеликсон».
Я ушел домой, и мне опять повезло. Из окна своего дома я увидел, что в часовню идет милиция с собакой. Лихачевским потаенным ходом я пробрался к часовне. Стоял, слушал. Ждал. Но они нашли люк. Пришлось уползать от их ищейки. К счастью, собака не погналась за мной. Она не выдержала вони. А вот я, Филиппушкин, давно привык к вони! Вы тоже нашли люк. «Пусть идут! — решил я. — Они не сразу сюда вернутся, если не задохнутся дорогой. У меня есть еще шанс…»
Я не думал, что кто-то здесь останется. Невозможно было предположить, что вы сразу найдете сейф, который я искал всю жизнь. Вам — новым людям — всегда везет! Если бы я находился ближе к вам, может, и услышал бы про находку. Вам всегда везет! Почему вы не дернули ни за одну проволочку с петлей? Это фатально! Хорошо, что я умираю.
Филиппушкин закашлялся.
— Да развяжите же мне руки! — сердито мотнул он головой. — Дайте хоть умереть-то полегче! Неужели вы не поняли, что вся моя жизнь — трагедия?
Поколебавшись, Валентин перевернул его на живот, развязал руки. Старик попробовал приподняться на локтях, но силы измелили ему, он упал, стукнувшись головой о пол, и застонал.
— Я все сказал… Теперь покажите клад, — сказал он еле слышно.