– Я, кажется, сделал глупость, – виновато сказал Болховитинов, заметив ее состояние, – совершенно не учел, что до первого готового участка здесь не менее двадцати километров таких вот объездов... Маленькое удовольствие – ехать так, в пыли.
– Нет, что вы, – тихо отозвалась Таня не сразу – Я не из-за этого...
– Вы раскаиваетесь, что поехали?
– Да. Но не из-за вас, вы не подумайте. Просто...
Она не договорила и замолчала. Ей хотелось пожаловаться ему, сказать, как ей тяжело приходится, каким немыслимо трудным и унизительным оказалось то, что когда-то представлялось высокой романтикой; пожаловаться на эту проклятую жизнь, на войну, на немцев, на одиночество, на то, как ей плохо без Сережи. Но разве он поймет, этот марсианин? Да и потом, главного все равно ведь не расскажешь...
– Не обращайте на меня внимания, – сказала она тонким голосом. – Я знаю, что психопатка, но что же делать? Всякая женщина, у которой на фронте муж, где-то в глубине души наполовину психопатка, просто у меня это слишком уж снаружи, до неприличия...
– Ну что вы, – сказал ошеломленно Болховитинов. – я не замечал в вас ничего психо... психопатического. Но вы разве замужем? Странно, мне почему-то это и в голову не пришло, такая возможность. Вы так молоды, что ваш вид как-то не увязывается... с представлением о замужней женщине.
Он посмотрел на нее сбоку и улыбнулся. «Вот и вру еще зачем-то, – подумала Таня с отвращением, – вру совершенно автоматически, с необыкновенной легкостью, какая-то я вся стала лживая, мерзкая, просто лягушка – тронуть гадко...»
– И давно вы замужем?
– Я? Нет, что вы. Мы поженились перед самой войной, этого даже никто не знал. Видите ли, его родные были против. Поэтому мы так, – она сделала неопределенный жест, – потихоньку. А как только началась война, муж ушел добровольцем.
– Сумасшедший человек, – Болховитинов покачал головой, – бросить вас в такое время.
– Если бы он этого не сделал, то бросила бы его я, – заявила Таня. – Неужели вы не понимаете, что он не мог поступить иначе?
– Я это понимаю, умом. Хотя сам я, пожалуй, так бы не поступил. Я назвал вашего супруга сумасшедшим, но это то безумие, перед которым преклоняешься. Он молод?
– Да, он... на три года старше меня.
– О, совсем юноша! – Болховитинов опять покосился на нее, улыбаясь. – Приятно видеть такие ранние браки. Нужно очень любить, чтобы отважиться на это, я хочу сказать – в такое время...
Да, наверное, нужно было очень любить, чтобы отважиться. Гораздо больше, чем любила она. Все было бы иначе, будь ее любовь сильнее и самоотверженнее. Она должна была отважиться в тот вечер, когда Сережа был у нее в последний раз. Она должна была отбросить все – стыд, условности, страх перед тем, что будет потом; она должна была сказать ему: «Сережа, я хочу, чтобы сегодня мы стали мужем и женой». Он не мог бы, он не имел права ей отказать!