— Я потерял их, папа, — проговорил я в страхе, смотря умоляющими глазами на миссис Бёрк.
— Потерял? Где же это ты их потерял?
— Да я шел купить семя для Полли, а большой мальчик наскочил на меня и вышиб их у меня из рук…
— И ты думаешь, я поверю твоим россказням! — вскричал отец, бледный от гнева.
Меня не особенно удивило недоверие отца, но я был просто поражен, когда миссис Бёрк вдруг проговорила.
— Да, вот он и мне сказал тоже! А спросите-ка у него, Джемс, где он шатался до сих пор, и отчего у него масляные пятна на переднике?
На моем переднике действительно были пятна от жирного пирожка, которым я полакомился за свои полтора пенса.
— Ах ты дрянной воришка! — закричал отец: — ты украл мои деньги и пролакомил их!
— Да, я думаю, что это так, Джемс, — сказала низкая женщина, — и я бы советовала вам дать ему хорошенькую порку!
Она стояла тут, пока отец стегал меня до крови толстым кожаным ремнем. Насколько было возможно, я прокричал ему всю историю о его деньгах, но он не слушал меня и бил, пока рука его не устала. После сеченья меня заперли в заднюю комнату и оставили там в темноте до самой ночи. О, как я ненавидел в это время миссис Бёрк! Я был взбешен до того, что почти не чувствовал боли от кровавых рубцов, избороздивших тело мое. Я перебирал в уме все несчастия, какие только знал, и всех их желал ей.
Но напрасны были мои желания. На другой день она вошла в нашу комнату добрая и веселая, как всегда, и всякий день входила такой же веселой, пока отец не повенчался с ней.
Свадьба их была очень тихая, никто в переулке ничего не знал о ней, и я вовсе не подозревал, какое важное событие готовится у нас. Раз вечером, отец возвратился домой вместе с миссис Бёрк; они привели с собой одного молодого человека, приятеля отца, и послали за бутылкой рома. Когда я принес ром, гость налил его в стаканы и стал поздравлять отца и миссис Бёрк и желать им всякого счастья. Меня это нисколько не интересовало, и я уже собирался уйти вон из комнаты, когда отец остановил меня.
— Поди сюда, Джимм, — сказал он: — видишь ты кто это сидит на стуле?
— Конечно, вижу, — смеясь, отвечал я: — это миссис Бёрк.
— Ну, слушай. Больше никогда не смей произносить этого имени. Ее зовут не Бёрк.
— Не Бёрк? А как же, папа?
— Ее зовут мать, вот как ты должен называть ее; и ты должен обращаться с ней, как с матерью. Если ты этого не исполнишь, я тебя попотчую кушаньем, которое не придется тебе по вкусу! Смотри же, помни!
В словах отца не было ничего особенно печального, но, услышав их, я принялся горько плакать.
— Это что значит? — сердито сказал отец: — ты бы должен был благодарить меня! Разве ты не рад, что у тебя теперь есть мать?