— Экий гадкий попрошайка! — побледнев от гнева, вскричал мистер Айк; — на тебе два пенса и убирайся прочь!
— Я не уберусь, вы мне дайте весь мой шиллинг, не то я пожалуюсь полиции, — отвечал я.
— На что же ты пожалуешься? — спросил Берни.
— А на то, что вы взяли у меня деньги, когда покупали мое платье из работного дома!
— Из работного дома? Молодец! Так это ты бежал из работного дома и продал свое платье? Хорошо! Теперь я сам сведу тебя в полицию за такие проделки!
С этими словами он схватил меня за ворот куртки и потащил на встречу к полицейскому. Положение мое было отчаянное. Я сделал усилие, вырвался из рук Берни (он держал меня некрепко) и пустился со всех ног бежать прочь. Бегство стоило мне моей шапки. Когда я вырвался из рук Берни, она свалилась на землю, и, торопливо оглянувшись, чтобы посмотреть, не гонятся ли за мной, я увидел, как бессовестный еврей поднял ее и спрятал в свой мешок.
Я отбежал далеко от Сафрон-Гилля и, убедившись, что никто не преследует меня, остановился обдумать свое положение. Трудно представить себе мальчика несчастнее меня в эту минуту. Всего два пенса в кармане, да на два пенса лохмотьев вместо платья и — ничего больше! Ни одного друга, никого в целом мире, кто позаботился бы обо мне, помог бы мне! Впрочем, это полное одиночество было отчасти полезно мне. Я чувствовал, что обо мне некому подумать, что я должен заботиться сам о себе, и это поддерживало мое мужество. Пробираясь самой ближайшей дорогой, я вышел к Ковент-Гардену. Там на свои два пенса я выпил кофе с булкой в знакомой кофейне и затем отправился на базар. Меня все еще не оставляла надежда найти прежних товарищей, кроме того я искал себе работы. Но напрасно ходил я взад и вперед между лавками, ни Рипстона, ни Моульди нигде не было видно. Встретившиеся мне знакомые мальчики сказали, что они уж с самого Рождества не ходят на базар, и что никто не знает, куда они делись. Найти работу мне также не посчастливилось. Хотя я сильно вырос во время болезни и был одет не так, как прежде, все продавцы сразу узнавали меня:
— Опять ты явился, мазурик! Проваливай, проваливай дальше! — говорили они, завидев меня — убирайся прочь со своей тюремной стрижкой.
Все попрекали меня моей стриженой головой, и так как у меня не было шапки, то она всем бросалась в глаза. Мне не удалось заработать ни полпенни. Снегу в этот день не было, но зато был сильный мороз и ветер.
С утра я решился не заниматься воровством, даже тем невинным воровством, которым промышляли мои прежние товарищи. Решение это было принято за чашкой горячего кофе, но когда я прослонялся по рынку целый день, ничего не евши, оно значительно поколебалось. Наконец совсем стемнело, лавочники начали зажигать огни, голод заставил замолкнуть мою совесть: я решил еще раз обойти базар и не вернуться с пустыми руками.