Гриффин потянулся за куском крестьянского хлеба.
— Звучит здорово, но я собираюсь на парочку дней в Вермонт покататься на лыжах.
Грейс проследила за тем, как он толстым слоем намазал хлеб маслом, посолил и откусил здоровенный кусок.
— Один?
— Нет. Одна девушка, которую я тут встретил, пригласила меня. Она ходит в театральную студию в нашем доме. Они небольшой компанией отправляются утром и спросили, не хочу ли я поехать с ними.
Грейс видела молодых людей из театральной студии в доме Лэза. Они всегда ходили в черном и таскали за плечами большие мешки.
— Когда вернешься? — спросила Грейс, надеясь, что вопрос прозвучит не слишком навязчиво, но вдруг ощутив степфордовское покровительственное чувство по отношению к Гриффину.
— Наверно, в четверг поздно вечером.
— В пятницу мы уезжаем в Чикаго, — сказала Грейс. Гриффин отложил свой бутерброд и посмотрел на нее. Грейс знала, о чем он думает. Прежде чем сказать, она перевела дух: — Но Лэз летит прямо в О’Хару.
Выпалив это, она замолчала, пытаясь вспомнить хоть кого-нибудь, кому бы не лгала за последние шесть недель, но оказалось, что, не считая Пита, бармена из «Бочонка», она лгала всем.
Выпечку и ромашковый чай Грейс подавала в гостиной. Гриффин восторженно оглядел елку со всех сторон, как ребенок, заблудившийся в планетарии.
— Шоу ледяного света, — сказал он. Грейс устроилась на кушетке, подобрав ноги и мелкими глоточками прихлебывая чай.
— Я рада, что тебе нравится, — ответила она.
* * *
Рано утром Грейс пошла приготовить Гриффину завтрак и нашла на кухонном столе записку. Он не захотел будить ее. Батарея шипела и погромыхивала, как будто кто-то в нее стучался. Грейс обошла квартиру, заглянула в маленькую спальню, высматривая следы пребывания Гриффина — хоть какое-то доказательство, что он действительно был здесь. Он мог бы, например, оставить хотя бы недопитый стакан воды на ночном столике, или книгу в бумажной обложке, или мокрое полотенце на дверной ручке. Мог, но не оставил. В этом отношении Гриффин ни капельки не походил на отца, который оставлял за собой следы, даже если его не было в квартире. Гриффин, казалось, просто испарился. Постель была застлана так, будто никто на ней не спал. Даже коврик, который они с Лэзом привезли из Марокко, постоянно сдвигавшийся на несколько дюймов к окну, расправленный, лежал на своем месте.
В ванной горел свет. Грейс зашла погасить его и увидела на раковине косметический набор Гриффина. Футляр был открыт широко, как рыбья пасть, готовая заглотнуть крючок, и Грейс рассмотрела все его содержимое: тюбик зубной пасты, бритвенный станок, дезодорант, шелковая зубная нить, щипчики для ногтей и шампунь. К счастью, ничего незаменимого там не оказалось, тем более «к счастью», учитывая близящуюся снежную бурю, способную помешать любой замене. Она уже собиралась застегнуть футляр на молнию, когда заметила высовывающуюся из него знакомую белую карточку. Достав ее и прочтя имя мистера Дубровски, Грейс сунула карточку обратно, выключила свет, как если бы хотела погасить саму память о случившемся, и выбежала из ванной.