Она бросилась на склон. Склон оказался крутой и каменный. Рядом, протяни руку, чернели ажурными пятнами на фоне посиневшего неба кудлатые кусты. Метнувшись туда-сюда, Оленька нашла место пониже, на ощупь вскарабкалась по камню до травы, грудью легла на нее. И тут только поняла, как она устала, как извелась в волнениях.
Земная прохлада тянула в себя тепло разгоряченного тела. Оленька закрыла глаза. Вдруг сделалось легко и даже приятно. Если бы те, трое, подошли сейчас к ней, она и тогда бы не испугалась.
«Как-то мама… Волнуется, поди. Она такая же трусиха, как и я… Бегает теперь по деревне… Корнею жить не дает… И спать не ляжет… А завтра ей чуть свет… А что делает сейчас Корней? Кричит? Грозит губой?.. Так губа занята… Там этот поселился… Геннадий Львович… Добрая душа… Вот кто больше всех перепугался… А может, никто и не хватился? Там тоже работы выше неба. И я одна… Против трех мужиков… И никто не узнает…»
Она едва не заплакала, так жалко стало себя, не себя даже, а что никто не узнает… А потом все куда-то пропало: трава, кусты, каменная ступень склона и сама она, Оленька.
Она вздрогнула, испугавшись этого, и поняла, что задремала, умаявшись за день. Земля забрала все ее тепло и теперь возвращала с лихвой прохладу. Поеживаясь, Оленька села. Тишина стояла кругом, как в нежилой комнате. И было по-настоящему темно.
Она попробовала отыскать одну из Медведиц на небе, припоминая, где та находилась, если смотреть из Ржанца. Высокие горы закрывали небо по обе руки. Да и впереди горизонт упирался в звезды. А над головой Медведиц не было. Ей становилось холодно, так холодно, что стучали зубы, дрожали плечи. На ней была синяя хлопчатобумажная гимнастерка и черная юбочка до колен. Тс, трое, оказались куда практичней, вырядившись среди лета в плащ, меховую душегрейку, пиджак. Любой самый плохонький пиджачишко теплей и надежней гимнастерки.
Она вспомнила про берет, натянула его по самые уши.
Где же она все-таки находится? И где те? Ей было бы сто крат спокойней, если бы они торчали перед глазами… Темень-то, темень какая! В деревне такой не бывает. В деревне долина широкая, небо огромное, тысячи звезд свет льют на крыши. А тут… Тут горы слились в одну черную массу. Будто кто-то закатал Оленьку в шарик из вара, одну маленькую дырочку над головой оставил, чтоб не задохнулась.
И вдруг… Ей показалось, что в той стороне, куда ушли неизвестные, обозначился кусочек склона. Это было неправдоподобно, ибо выше он опять сливался с другой горой.
Она уже подумала, что голодной куме — просо на уме, как странное явление повторилось. Оленька сосредоточилась, всматриваясь в то место, и совершенно отчетливо увидела кусочек склона, куст, черной сетью нависший над ним.