Он взглянул на комод. На горку под скатеркой.
— Что там? Снимите покрывало.
— От дурного глазу прикрыто. Безделицы там. У нас их проверяли уже.
— Кто?
— Этот… Ударцев твой.
— Вы так часто на него ссылаетесь. — Жуткое подозрение будто кипятком обдало. Очень уж настойчиво плетут Сахаровы в друзья-сотрудники Ударцева. Или потому, что всегда удобно призвать покойного для неправого свидетельства, — он ведь не откажется, не обвинит во лжи! — или… Или намекают, что смертен человек на земле, в каких бы должностях он не состоял, какую форму не носил бы. — Покажите мне теперь эти безделицы.
Сахарова сложила губы в презрительной гримаске: пожалте, коли понимаете в апельсинах. Сдернула скатерку. Как фокусник, смахнула вместе с ней два восточных золоченых кувшина. Пирогов уже перед полом подхватил их. Разглядел. Сам сосуд был похож на репку, величиной с кулак, а горлышко длинное, тонкое. Прямо прозрачное, хоть и сработано из металла.
— Зачем же вы так? — сказал Пирогов укоризненно. И тут увидел перед собой золоченую фигурку Будды, четверть метра высотой.
Не о таких ли фигурках вспоминал старик Большаков? Не эту ли посуду и книги встречал в пещере? Очень искусные мастера востока душу свою вложили в эти предметы. Сейчас, поди, таких мастеров не осталось, ибо время стремительным сделалось и перестало привечать гения, предпочтя ему поток и серийный ширпотреб.
Впрочем, только ли время виновато? И виновато ли?
— Откуда у вас такие ценности исторические?
— Купили.
— Где?
— У проезжего молодца.
В сенях простучали сапожки, в комнату вошла Пестова.
— Товарищ лейтенант. — Протянула ордер на обыск. Пирогов положил его перед Сахаровой. Пока та изучала, спросил тихо:
— От наших есть весточка?
Варвара мотнула головой: нет. Потупилась виновато, закусила губу. Он побледнел, будто сразу вся кровь отлила от головы, с большим трудом сохранил невозмутимое выражение лица. Правы древние мудрецы: не ходит беда в одиночку. Скопом давит человека.
Повернулся к старухе, которая уже прочла текст ордера, но не выпускала его из рук, что-то быстренько соображая.
— Так я слушаю вас, — сказал Корней Павлович.
— Чего?
— Где ваш муж?
Она приподняла длинную юбку.
— Ищи.
Не-ет, одних знаний трассологии, баллистики совсем не достаточно, чтоб разговаривать с Сахаровыми. Тут не нервы надо иметь, а канаты. Ты к ним с концом, а они с кольцом, ты с кольцом, они с концом. Зловредные существа.
— Мы должны оглядеть дом и двор.
Под Сахарихин крик и угрозы они разошлись по комнатам. Козазаев и Пестова оглядывали кухню. Сам Корней Павлович изучал комнату-залу, переворошил спаленку, нашел какие-то старые бумаги, перетянутые резинкой, в присутствии старушки-понятой просмотрел их, изменился лицом, отобрал четыре, сунул в карман. Потом он сползал в неглубокое подполье, собрал на себя пыль и паутину, но там оказалось пусто: запасы картошки, моркови, квашеной капусты подходили к концу. А того, что хотел найти Пирогов, не было. Складным металлическим метром он прощупал по углам землю, убедился, что она плотная, слежавшаяся за многие годы.