Он сбавил шаг, тяжело и шумно дыша, стал поднимать в вытянутой руке револьвер. Он оказался, как сто пудов, загибал кисть, падал стволом в землю. Болезненная тупость охватила все тело.
Так-то, Пирогов, отличную мишень соорудил ты для этого…
Слева, торопясь вдоль склона, показался Павел. Неловко прижимая «куклу» и от этого вихляя плечами и спиной, ом что-то кричал, показывая вперед. Захватив полным ртом воздуха, Пирогов снова побежал, держа в виду пулеметчика.
Расстреляв вторую обойму и решив, что шуму хватит, Брюсов сполз в долину. Хватая воздух как рыба, он выставил перед собой винтовку и двинулся вслед за Корнеем и Павлом, методически паля в «молоко». Для поддержания паники. Что-то маленькое, шустрое пролетело у него над головой. Он не видел, не слышал его, но ощутил каким-то обнаженным нервом. Так было и год назад под Харьковом. Брюсов не испытал страха. Он даже не удивился своей смелости. Шел, как слепой, ступая куда попадала нога и палил, нажимая на спусковой крючок.
К нему тут же прилип парень из покровских дружинников. Спросил растерянно, увидев совсем незнакомого, явно не местного человека:
— А вы — кто?
— Дед Пихто, — огрызнулся, потому что не до разговора было, спазмы то пережимали, то отпускали горло. — Ты, парень… Того… Беги… Туда… Корнею помогай… Помогай… Уходят ведь… Уходят, сволочи…
И прямо от живота выстрелил в пулеметчика.
В приказе Пирогова была сформулирована задача: разыскать Игушеву, но не был назван срок. На четвертое утро чуть свет, пока еще спали, свернувшись по-щенячьи, мальчишки, Полина проверила остатки провизии и поняла, что пора срочно возвращаться или возвращать ребят домой. Она разбудила Саблину. Та подхватилась, как суматошная курица. Круглое лицо ее было помято, чумазо и потешно со сна.
— Только не тарахти, — сказала Ткачук. — Идем в сторонку, надо обговорить кое-что.
— Никак новости приснились?
Полина рассказала о результатах ревизии. Спросила совета.
— Всей ярмонкой уходить надо, — решительно заявила Саблина. — Лелька дома давно. Поди, картовные оладышки трескает.
— А ест и не дома? Если за той горкой? Сидит — скрючилась, идти не может.
— Чо крючитъся-то? Вона кустов сколь!
— Не хами. Дело серьезное.
Саблина сложила недоуменную рожицу.
— Ты сама спросила, какое мое мнение. И сама рот затыкаешь… А коли так, сама и командуй.
Легко тебе, Анна Саблина, говорить: командуй. Да не легче от этого ноша старшего. Эта ноша изводит сильней, чем дождь, ветер, скитание под открытым небом, ожидание встречи со злыми людьми.
— Ладно, — сказала Полина. — Еще сегодня… А завтра уже все…