— Вообще-то говоря, Григорий Филиппович, я хотел бы от тебя услышать не это. Дело, о котором ты мечтаешь, — это, по-моему, удел молодых.
— То есть?
— Мы этим летом работали в тайге: валили лес, строили. Так вот, кто помоложе, тот шел пилить и таскать сосну. Причем каждый норовил за комель ухватиться. За день натаскаешься — руки, ноги гудят, зато куча леса до небес. Удовлетворение полнейшее, потому что результаты труда — вот они, только глаза подними. А вот опалубку под бетон у нас делали ребята постарше, те, что пришли в институт после армии. Молодежь на эту работу не загонишь — сложно, ответственно, терпение требуется. А те, что постарше, — они понимали, что это нужно делать, и делали. И удовольствие от работы у них было другого рода.
— Ты что, считаешь, что мой подход к делу незрелый?
— Так получается. Должно же быть в деле еще что-то, кроме престижности…
— Зарплата.
— …скажем — красота.
— Какая красота?
— Красота дела — это точность, широкий захват, качество, я бы сказал — скрупулезность, исчерпанность, четкость…
— Ну-у, наговорил. Ты просто теоретик и не знаешь жизни, — подытоживает Григорий Филиппович. — Кстати, жить только женщиной нельзя. Она сама тебе это не позволит. Смешные они все — бабы.
— В чем?
— В принципах, в начинаниях, в желаниях. — Он некоторое время молчит. Потом снова закуривает. — Извечная и недосягаемая мечта всех мужчин — любить женщину без оглядки. И большая глупость. Хотелось бы, конечно, в лице женщины видеть существо, которому можно доверить все, включая тонкие душевные места, и погреться этим доверием. Однако впоследствии почему-то оказывается, что она тебя и любила-то за то, что не подозревала о существовании этих самых тонких мест. Смешно.
Я вдруг слышу шаги, вижу приближающуюся Татьяну и, неожиданно для себя, встаю. Потом соображаю, что это зря, но делать уже ничего не остается, и я прощаюсь с Григорием Филипповичем. Тот поглядывает на меня с каким-то отвратительным пониманием.
— Зашла сегодня в гости к девчонкам в общежитие, — щебечет Таня сзади меня, — у них так весело. Маша Кузнецова, да я тебе о ней рассказывала…
Мы идем через двор, я угрюмо молчу. Закрыв на щеколду дверь, мы проходим в свою пристройку.
— Саша, ты что, с Гришкой беседовал? — доносится из спальни голос хозяйки.
— Да.
— Зря теряешь время, он неисправимо ленив. — Это, конечно, сугубо женская точка зрения.
Таня посматривает на меня чуть виновато, но, мне кажется, я этого не добивался. Мне вообще все равно.
Вечер. Мы с Таней стоим в очереди в кафе. Очередь небольшая, но есть. Кафе это отличное, и мы сюда частенько заходим.