— Кстати, где Аркадий Петрович? У меня к нему накопилась куча вопросов!.. — Андрей огляделся по сторонам, словно Аркадий Петрович мог прятаться за тяжёлой шторой. — Ведь подробности о Брижинском я узнал от него!..
— Не все у нас так гладко, как хотелось бы… — охладил пыл Андрея Павел Иванович.
— Час от часу не легче… — пробормотал Сергей.
— Уже неделю не можем найти Аркадия. Нет его ни дома, ни на даче.
— Погодите-ка!.. — неожиданно подал голос Виктор Кисилев. — Вы сказали Аркадий Петрович?
— Именно… — Широков встревожено взглянул на осунувшегося после пережитых приключений ученого. — Так зовут юриста нашей фирмы…
— На вид ему слегка за пятьдесят, и совершенно седой? — спросил Виктор.
— Да, можно сказать и так…
— И нос — с небольшой горбинкой, — продолжил Виктор описание.
— Похоже, мы говорим об одном и том же человеке… — Широков нажал кнопку вызова и в кабинет влетел Марат Рябов. — Личное дело Аркаши ты еще не переслал? — Широков ткнул пальцем куда-то вверх.
— Переслал…
— Ч-черт… — Широков характерным движением, до боли знакомым всем работникам «Феникса», помассировал лысину.
— Так у вас же в компьютере вся информация есть! — напомнил Рябов.
— Да, конечно… — некоторое время Широков растерянно смотрел на Марата, затем включил компьютер и пощелкал клавишами.
— Прошу вас, — обратился он к Виктору, когда на экране монитора появилось личное дело Завесы.
— Можно укрупнить фото? — попросил Виктор, подойдя к монитору. — Я его всего пару раз видел… Хотя личность, что и говорить, запоминающаяся.
Не переставая массировать левой рукой лысину, Широков укрупнил на мониторе лицо Завесы.
— Да, это он… — Виктор сел на свое место.
— И при каких же обстоятельствах вы с ним встречались? — довольно спокойно спросил Широков.
— Много лет назад я участвовал в создании трансгенного донора для этого вашего… Аркадия Петровича…
— Родословная его семьи ушла, можно сказать, в полное небытие… — рассказывал на вечернем заседании «Феникса» Марат Рябов. Он стоял перед экраном, на котором демонстрировались фотографии из семейного альбома Аркадия Петровича. — То есть о дореволюционном прошлом его предков известно одно: по отцовской линии он из социал-демократов… В тридцать седьмом многие члены семьи попали под каток репрессий. С тех пор, у оставшихся в живых сохранилась привычка никогда ни с кем не откровенничать…
— Эт точно… — шумно вздохнув, сказал Саша Бугров. — За столько времени он с нами ни разу не квасил. Трезвенник, понимаешь… Странно ведь это…
— Может, действительно, наболтать лишнего боялся? — проговорил Марат Рябов.