- Я вернусь за тобой, - сказал он, и Шах помчался дальше.
- Лети, мой гордый орел, - прошептала я. - Ты свободен.
Затем повернулась назад и вздрогнула, когда увидела острие стрелы, направленное мне в лоб. Выпрямилась, гордо вскинула подбородок и встретилась с взглядом васильковых глаз, в которых застыла затаенная боль, сменяющаяся ледяным презрением.
- Взять ханскую подстилку, - приказал Крайс и развернул коня, направившись обратно в крепость.
Двое солдат спешились, глянули на меня исподлобья и скрутили за спиной руки. Я бросила последний взгляд в степь, хана уже не было видно, улыбнулась и, подталкиваемая в спину, пошла к крепости.
Серые сырые стены давили на меня, я обняла себя за плечи и растерла их. Ну, вот я и заключена под стражу по обвинению в предательстве. Усмехнулась и тряхнула разлохмаченными волосами. Вот такое преображение из патриота в ханскую подстилку. Снова усмехнулась и расхохоталась. Смех оборвался рыданиями, а затем я и вовсе затихла. Я ни о чем не жалела, и я не боялась расплаты. Я сделала так, как посчитала правильным.
- Судьба, - прошептала я и откинулась затылком на холодную стену.
Если бы каратели не вырезали пять стойбищ, хан не позволил бы степнякам мстить и не отправил с ними своего сына. Мое село стояло бы, и я выросла рядом с любящими меня родителями. Возможно, я бы вышла замуж за Крайса, обзавелась детишками, работала в огороде, ждала мужа из кузницы или с поля, кем бы там стал Крайс. Возможно, это была бы неплохая жизнь, в которой никогда бы не появился повелитель степей великий хан Таймаз, и я не знала, каким может быть мужчина моей жизни. Я бы уважала Крайса, но вряд ли любила по-настоящему. Но каратели пришли в степь и разорили те самые пять стойбищ и открыли дорогу, по которой я прошла навстречу моему хану. Нет, я ни о чем не жалею.
Я реалист и понимаю, что Таймазу не успеть обратно. Если бы я успела подать рапорт, мои действия рассматривал гражданский суд, и тогда меня бы отправили в столицу, потом промурыжили в камере и, возможно, посадили под домашний арест или сослали на каторгу. Но я все еще кадет, и меня будет судить трибунал, представителями которого может являться непосредственное командование. Значит, уже завтра майор и несколько офицеров могут рассмотреть мое дело, вынести приговор и привести в исполнение. Предательство карается всегда одинаково - смертью. Никаких долгих заседаний и адвокатов. Обвинение, поверхностное рассмотрение причин, побудивших сделать этот шаг, приговор и петля. Мне не страшно умирать, мне лишь жаль папу, который останется жить с этим позором.