Я решился на безумный поступок. Лучше смерть и избавление от этого ужаса. Это лучше, чем самоубийство. И я решительно направился к этому титану. Подойдя ближе, при блеске рассвета я увидел целые стаи черных птиц, кружившихся и собиравшихся в кучу вокруг колпака марсианина. Сердце у меня заколотилось, и я побежал по дороге.
Я попал в заросли красной травы, растущей на Сент-Эдмунд-террас, перешел вброд по грудь целый поток воды, стекающей из водопровода к Альберт-род, и выбрался оттуда до восхода солнца. Громадные кучи земли были насыпаны на гребне холма для большого редута — это была последняя и самая большая площадка, устроенная марсианами, и оттуда поднимался к небу легкий дымок. По линии горизонта пробежала какая-то голодная собака и скрылась. Моя догадка сейчас должна была разъясниться. Я уже без страха, с радостью взбегал вверх по холму к неподвижному чудовищу. Из-под колпака свисали дряблые бурые лоскутья. Их клевали и рвали голодные птицы.
Еще через минуту я уже взобрался по насыпи и стоял на гребне вала — внутренняя площадка редута была внизу, подо мной. Она была очень обширна, с гигантскими машинами, грудой материалов и странными навесами. И посреди всего этого на опрокинутых треножниках, на собранных многоруких машинах, около дюжины прямо на земле, лежали марсиане — мертвые, уничтоженные какой-то заразной бактерией, к борьбе с которой их организмы не были приготовлены, уничтоженные так же, как была уничтожена красная трава, уничтоженные ничтожнейшими тварями уже после того, как все средства обороны человечества были исчерпаны.
Все произошло так, как я и многие люди могли бы предвидеть, если бы ужас и паника не затемнили нашего разума. Эти зародыши болезней уже взяли свою дань с человечества еще в доисторические времена, взяли дань с наших нечеловеческих предков еще тогда, когда жизнь только начиналась. Благодаря естественному отбору мы развили в себе способность к сопротивлению: мы не уступаем ни одной бактерии без упорной борьбы, а многим из них, как, например, бактериям, порождающим гниение в мертвой материи, наши организмы совершенно недоступны. На Марсе, очевидно, не существует бактерий, и как только эти новые пришельцы явились на Землю, начали пить и есть, наши микроскопические союзники принялись за работу, готовя им гибель. Когда я увидел их, они уже были осуждены на смерть, медленно умирали и разлагались на ходу. Это было неизбежно. Заплатив биллионами жизней, человек купил право жизни на Земле, и это право принадлежит ему вопреки всем пришельцам. Оно осталось бы за ним, будь марсиане даже в десять раз более могущественны. Люди не живут и не умирают напрасно.