Я подозреваю, что если он появится в Питере, то наши дамы, светские и не очень, будут виснуть на нем, как гроздья винограда. Так что ты уж не переживай, ты не одна такая. Сам же он попросил меня, как друга, которым я, надеюсь, являюсь, объяснить тебе, что и у поручика Никитина тоже есть своя гордость. И он не может стать просто постельной принадлежностью для великой княгини Ольги Александровны. Пусть даже он добьется всего на свете сам, но наши придворные шептуны будут говорить, что он всё заслужил в твоей постели. А Ирина для него пара подходящая — молодой поручик и невеста-бесприданница. Если он дослужится до генеральских чинов, то никто не будет пенять ему, что он, дескать, господин Романов. — Михаил помолчал. — А он добьется. Как только закончится эта война, я буду настаивать перед братом на создании на Балтийском флоте лейб-гвардии бригады морской пехоты. Оказывается, таковая существовала при Петре Великом, и позднее, по великому скудоумию наших коронованных предков, была упразднена.
Быть мне императором или нет — то решать случаю и Господу Богу, но я хочу, чтобы всю жизнь меня окружали такие люди, как Серж Никитин. Простые, твердые, острые и прямые, как гвозди. Так что, милая сестрица, будь добра, пожалуйста, прости и отпусти и его и Ирину. Не судьба тебе с ним, не судьба. Найди себе человека, который и до встречи с тобой твердо стоял на ногах. Это тебе мой совет как брата. Наша семья и так виновата перед тобой, так что я не могу тебе указывать, а могу только просить. Оставь Сергея и Ирину в покое, забудь.
— Хорошо, Мишкин, я попробую, — Ольга отвернулась к стене. — А сейчас уйди, я буду плакать.
5 МАРТА (20 ФЕВРАЛЯ) 1904 ГОДА, 08:00.
ВОСТОЧНО-КИТАЙСКОЕ МОРЕ.
СКР «СМЕТЛИВЫЙ».
Великий князь Михаил Александрович.
По старинному русскому обычаю, сегодня мы оделись во всё чистое. Чужие царапающие слова — контртеррористическая операция. Сухое клацанье вычищенного и почти в полном молчании собираемого перед боем оружия. Я живу вместе с этими людьми всего неделю, а кажется, что целую вечность.
Каждый день проходит для меня как историческая эпоха. Старшина, а по-нашему — фельдфебель, Филипенко, которого Сергей сделал моим партнером по тренировкам, говорил мне на третий день:
— Вы, Михаил, радуйтесь, что всё болит. Это значит, что вы живы и ваша сила увеличивается. В нашем деле, когда ничего не болит, это означает, что ты уже умер. Сила приходит только через боль.
Сейчас боли уже почти нет, но всё равно тяжело.
Мой полк, хоть и называется лейб-гвардии Кирасирским, но кирасы у нас скорее парадные, в современном бою — лишь обуза. Не придумано еще такой кирасы, чтобы защищала от винтовочной пули. Ну а пулеметы — это вообще кошмар. Так вот сейчас на меня надели армейскую кирасу из будущего, именуемую бронежилетом. Винтовочную пулю в упор она, конечно, не удержит, а вот шрапнель, осколки и револьверные пули — запросто. Теперь я понял, почему они столько времени отдают тренировкам. Ведь тяжело же, господи, в таком даже верхом воевать, а тут на своих двоих. Но я держусь, сказываются уроки пап