Теперь Введенский увидел нежный румянец на чистых щеках Малки и под платьем маленькие груди. У него не стало аппетита. Он не знал, что сказать.
– Если пан офицер купит ей несколько нарядов и заплатит её родителям сто пятьдесят рублей ассигнациями или сто рублей серебром… Я уже присмотрел для пана офицера квартирку, хозяйка пана офицера очень строгая вдова… Если пана офицера это устраивает, Малка, то есть, извините, Мария уже сегодня будет его ждать…
Введенский услышал всё отчетливо, Барановский стоял за спиной – вот куда он делся, недалеко – и шептал прямо в ухо. Введенский вдруг почувствовал, что у него стали горячими и влажными ладони, а в животе образовался холод, совсем как перед атакой. Он почувствовал слабость в ногах и страх. Малка повернулась, ушла в дверь, и дверь тихо затворилась. Барановский нежным движением налил из чайника водку, не плеснув, и будто его и не было. Введенский сидел в пустоте с пустой головой, не дотронувшись ни до водки, ни до закуски. Вдруг звякнул колокольчик, распахнулась парадная дверь, и в заведение с шумом вошёл вестовой из штаба. Он чуть не столкнул медведя, но успел подхватить падавшую на подносе рюмку и стал смотреть по залу. Введенский шестым чувством понял, что это по его душу, вестовой увидел корнета и открыл рот для громкого доклада, но корнет махнул на него рукой, положил на стол деньги и вышел.
На улице, едва поспевая за вестовым, он даже не пытался освободиться от видения, которое было только что, но почувствовал, что страх исчез. Пока шли к штабу, Введенский пришёл в себя. «Ух!» – сказал он и мотнул головой. Он ещё не видел такой красоты и вспомнил Суламифь, когда та, выйдя из виноградника, открылась молодому царю Соломону. И тут он понял, что, наверное, есть красота по Тургеневу, есть по Блоку, а есть по Куприну: Суламифь, по его воображению, была точь-в-точь как Малка – чистая вода.
Причина вызова оказалась простой: через полчаса уходил поезд в Гродно, и Введенский должен был туда ехать для вручения наград в гродненском крепостном лазарете.
Через четыре часа поезд в три вагона транспортного управления штаба фронта уже был в Гродно. На перроне пассажиров встретил адъютант коменданта крепости, транспорт стоял наготове, и пассажиров развезли по их назначениям. Введенский и его спутник, военный чиновник медицинского ведомства, за весь путь, кроме «Здрас-сте!», не проронивший ни слова, были определены прямо в госпитале – обыкновенной солдатской казарме из тёмно-красного кирпича, где им выделили две крохотные комнатки с мебелью, состоявшей из железной кровати (одна), тумбочки (одна) и стула (один), в углу комнат ещё стояло по вешалке (одна). Вся мебель была перечислена в застеклённой рамке, висевшей рядом с входной дверью (одна).