— Почему?
Валландер рассказал о разговоре с Кристиной Блумберг. О том, как она сорвала с себя блузку и показала шрамы.
— Ты говоришь о женщине, которую избивали, — заметила Анн-Бритт Хёглунд. — А не о женщине, которая убивает.
— Возможно, это одно и то же, — ответил Валландер. — А если нет, то я должен быть абсолютно в этом уверен.
— С чего начнем?
— С начала. Как в сказке. Сперва кто-то вырыл яму и подготовил для Хольгера Эриксона могилу с кольями в Лёдинге. Представь, что это женщина. Что ты видишь?
— Ничего невозможного тут, разумеется, нет. Женщине такое вполне по силам.
— Почему она избрала именно этот способ?
— Потому что должно казаться, что это сделал мужчина.
Валландер долго размышлял над ее словами, прежде чем продолжить.
— Значит, она хотела направить нас по неверному пути?
— Не обязательно. Может быть, она хотела показать, что зло возвращается. Как бумеранг. Или и то и другое.
Валландер задумался. Ее объяснение не казалось ему невозможным.
— Мотив, — сказал он. — Кто хотел смерти Хольгера Эриксона?
— Это еще менее очевидно, чем в случае с Ёстой Рунфельдтом. Там, по крайней мере, есть несколько объяснений. О Хольгере Эриксоне мы по-прежнему знаем слишком мало. Так мало, что даже, признаюсь, странно. Его жизнь кажется совершенно скрытой. Словно она — запретный для входа объект.
Валландер сразу же понял, что она сказала что-то важное.
— Что ты имеешь в виду?
— Только то, что говорю. Мы должны были бы знать больше о восьмидесятилетнем человеке, прожившем всю свою жизнь в Сконе. О человеке известном. Мы же о нем почти ничего не знаем.
— И как это объяснить?
— Не знаю.
— Люди боятся говорить о нем?
— Нет.
— А что же?
— Мы искали наемного солдата, — ответила Анн-Бритт Хёглунд. — Оказалось, что он уже давно умер. Мы узнали, что наемники часто берут себе вымышленные имена. А что если это относится и к Хольгеру Эриксону?
— Он был наемником?
— Не думаю. Но он мог взять себе вымышленное имя. Совсем необязательно, что он всегда был Хольгером Эриксоном. Вот, наверно, почему мы так мало знаем о его личной жизни. Иногда Хольгер Эриксон был другим человеком.
Валландер вспомнил несколько ранних сборников стихов Эриксона. Их он издал под псевдонимом. Но потом он уже подписывался своим настоящим именем.
— Что-то мне с трудом в это верится, — сказал Валландер. — Прежде всего потому, что я не вижу ни одного разумного мотива. Зачем человеку использовать вымышленное имя?
— А если он что-то скрывает?
Валландер посмотрел на нее.
— Ты хочешь сказать, что он взял себе другое имя, так как был гомосексуалистом? Во времена, когда это следовало держать в большом секрете?