Звонила Мона. Его бывшая жена. И Валландер сразу забеспокоился. Она звонила, только если что-то случалось с Линдой.
— Я разговаривала с Линдой, — начала Мона. — Ее не было на пароме.
Валландеру потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем идет речь.
— Ты имеешь в виду паром, который затонул?
— А что же еще? В катастрофе погибли сотни людей, конечно, я позвонила дочери, узнать, все ли у нее в порядке.
— Ты права. Извини, я сейчас туго соображаю. Дело в том, что я болен, меня все время рвет. Какая-то желудочная инфекция. Давай поговорим в другой раз.
— Я позвонила, просто чтобы тебя успокоить, — сказала Мона.
Разговор закончился. Валландер вернулся в кровать.
Несколько мгновений он думал про Хольгера Эриксона. Про паром, который, оказывается, затонул ночью.
У Валландера был жар, и скоро он впал в забытье.
А потом и дождь прекратился.
Через несколько часов он начал грызть ремни.
Ему казалось, что он сходит с ума. Видно ничего не было: глаза закрывала плотная темная повязка. Слышать он тоже не мог. Уши чем-то заткнули, и затычки давили на барабанные перепонки. Но звук все равно шел. Изнутри него самого. В ушах шумело, и шум этот рвался наружу. Однако страшнее всего была вынужденная неподвижность. Неподвижность сводила его с ума. Он представлял себе, что падает, хотя знал, что лежит на спине. От бесконечного падения кружилась голова. Начались галлюцинации, а значит, начинает разрушаться его личность. Безумие разъединяло его сознание и тело, они уже не подчинялись ему.
А он хотел вернуться к действительности. Отчаянно заставлял себя думать. Старался сохранить разум и спокойствие, чтобы разобраться в происшедшем. Почему он связан? Где находится? Чтобы не поддаваться панике и сопротивляться безумию, он придумал следить за временем. Считал часы и минуты, заставляя себя заниматься делом, у которого не было начала и не предвиделось конца. Откуда начинать отсчет? Он очнулся в полной темноте: с повязкой на глазах, связанный по рукам и ногам, не зная, где он и как сюда попал. Словно вернулся из небытия. Именно тогда где-то внутри него впервые зашевелилось безумие. Несколько мгновений он пытался не поддаваться панике и рассуждать здраво, отчаянно цепляясь за любые ощущения, которые могли помочь ему понять происходящее.
Ведь кое-что все-таки было.
Например, то, на чем он лежал. Оно было в действительности. Он чувствовал спиной, что лежит на чем-то жестком. Под левым бедром рубашка задралась, и тело касалось опоры. Она была шершавой. Попробовав пошевелиться, он поцарапал себе кожу. Он лежал на цементном полу. Почему? Как он попал сюда? Он мысленно вернулся к той, нормальной жизни и попытался восстановить события, которые предшествовали внезапно обрушившейся на него темноте. Тут сразу начались неясности. Что с ним происходило, он знал. Но одновременно не знал. В ужасе он пытался различить, где заканчивалась реальность и начиналась игра воображения, и не мог. Тогда он принимался плакать. Сильно, взахлеб, но недолго — его ведь никто не слышал. А он никогда не плакал в одиночестве. Есть люди, которые плачут, только когда их никто не слышит. Он таким не был.