- Я никому не говорила никогда. Ты первый. Уже можно, в принципе. Слишком много лет прошло. Хотя и сейчас стыдно. - Снова мертвая пауза. Она молчит, и я не знаю, что сейчас можно сделать, чтобы помочь. - Я тогда не понимала сначала, что вообще происходит. Взрослый дяденька приходил и гладил меня, пока родители не видят. Он очень хороший был. Его все любили. Я тоже любила и не думала, что он может делать что-то плохое. Мне нравилось, было приятно. Только родителям просил не говорить. Это было нашей маленькой тайной. Почему именно я, а не другие девочки в нашей большей семье? Этого я не пойму никогда. Кроме меня, у него была еще куча племянниц. И дочери тоже были. А может, и не я одна. Да что я вру? Какие десять лет? Я еще в садик тогда ходила, когда это началось.
А в мои десять лет он решил применить не только руки. Было очень больно. И страшно. А кричать было нельзя - за стеной спят мама с папой, и брат. Вот тогда мне стало стыдно в первый раз. А потом - всегда. Почему я? За что он меня так наказал?
И потом, когда девчонки решали, кому отдать свой первый раз, подарить себя, так сказать, я по этому поводу не парилась. Дарить-то нечего было уже.
И снова замолчала. Глаза совсем замерли. А потом вдруг встрепенулась, увидела, наверное, меня, наконец; что-то такое в моем лице разглядела - и прорвало: руки ходуном заходили, зубы стиснула, а в глазах слезы наливаются. Аня, девочка моя хорошая, ты только не плачь, не мучайся так, прости меня, дурака, убей, матом обложи - но только не надо держать в себе всю эту гадость.
Снова по глазам все поняла, вскочила, уселась на стул к подоконнику, отвернулась.
- Дай сигареты, Дим. - Протянул ей всю пачку. А она скрутилась вся: ноги узлом заплела, руки вообще в непонятных местах перевились (гибкая, мать твою), зубы сжала. Руки протянул, чтобы прижать - отодвинулась. - Только не жалей меня. Не надо. Не переношу этого. Пока никто не жалеет, я держусь. А если кто-то пытается пожалеть - все, ломаюсь. Реветь тут буду у тебя до утра.
И молча, на моих глазах, выкурила три сигареты подряд. Прикуривая одну от другой. Такого я еще не видел. Здесь уже терпение лопнуло. Хреново - да, согласен. Но вот так травиться - смысл?
Присел перед ней на колени, вынул сигарету из рук, затушил, начал согревать ледяные ладошки - дышать, растирать; целовать не рискнул сейчас.
- Анют, а куда родители смотрели? Они о чем вообще думали?
Страшная какая ухмылка, жестокая:
- Да им похрен было, что со мной происходит. Живая, здоровая, сыта, обута-одета - и ладно. Какие там душевные терзания? Мала еще для них. Я пару раз пыталась с матерью по душам поговорить - она отмахивалась. Рано, мол, думать об этом. Ага. Поздно уже было.