– Чудовища! – прошептала Уитни. – Огромные, уродливые, с острыми когтями и ужасными глазами навыкате. – И, прерывисто вздохнув, добавила: – В этой комнате тоже полно чудовищ… отвратительных воспоминаний… прячущихся в темных углах… и под… под кроватью…
Раскаяние стальными тисками сжало сердце Клейтона.
– Знаю, любимая, знаю. Но тебе нечего бояться. Сегодня я ничего не попрошу у тебя. И сдержу слово.
Уитни чуть откинулась назад, чтобы получше рассмотреть его лицо. В этот момент она казалась такой прелестной и беззащитной, что Клейтон в тысячный раз казнил себя за то, что совсем недавно, потеряв рассудок, так жестоко ранил ее. Уитни попыталась сказать что-то и не смогла. Вместо этого она просто прижалась щекой к его груди и обхватила руками за талию.
Прошло несколько минут, прежде чем она справилась со страхом и пробормотала:
– По ночам я лежала без сна, боясь тех, что сидели в шкафу.
И когда больше не могла вынести неизвестности, бросалась через всю комнату, распахивала дверцы и заглядывала внутрь.
Клейтон улыбнулся про себя. Как это похоже на нее – ненавидеть любое промедление, собственную трусость и смело бросаться навстречу опасности, презрев мрак и мифических чудовищ.
Она снова заговорила так тихо, что Клейтону пришлось напрячь слух.
– Шкафы всегда оказывались пустыми. Никаких чудовищ… ничего страшного… – И, упрямо наклонив голову, призналась: – Клейтон, я не желаю проводить нашу брачную ночь одна в твоей постели, боясь того, что таится в тени.
Рука Клейтона замерла было в воздухе, но он тут же заставил себя продолжать мерно, успокаивающе гладить Уитни по голове, давая ей время передумать.
– Ты уверена? – негромко спросил он наконец.
Уитни молча кивнула.
Клейтон, нагнувшись, подхватил ее на руки и понес к большой кровати, где сам же и внушил ей когда-то, каким унизительно-мерзким может стать акт физической любви, обещая себе, что на этот раз каждый его жест, каждое движение будут такими деликатными, что вытеснят из ее памяти ужасные воспоминания.
Поставив Уитни на возвышение, Клейтон трясущимися руками развязал ленты пеньюара и осторожно распахнул белые кружева.
Плечи, словно выточенные из слоновой кости, и нежные полушария грудей, увенчанные розовыми маковками, казалось, просвечивают насквозь в пламени камина.
– Боже, как ты прекрасна! – выдохнул Клейтон и почувствовал, как она содрогнулась, когда его ладони скользнули по ее рукам и тонкий пеньюар сполз на пол. Он прильнул к ее губам в долгом сладостном поцелуе и, одним движением откинув тяжелые покрывала, уложил Уитни на прохладные простыни.