А потом мне приспичило открыть свой большой рот и начать подначивать его. Наверное, у меня есть склонность к наказаниям. Наверное, я из тех извращенцев, которые просто не могут признать поражение, хоть и осознавала, что он меня перетрахал и мне за ним не угнаться. Я вела себя подобно новичку полицейскому, который врывается на место бойни с членом наперевес, думая, что сейчас будет брать матерых бандюков.
Суперполицейским я не была, а вот двойной агент Киска, как заправский супергерой, вырядилась в красные кожаные сапоги до колен и плащ на ярко-голубом трико с золотым поясом, а также огненно-красной буквой К на груди.
По-моему, она забыла, что наши с ней задницы только что принесли нам на тарелке.
Ной перекатился на спину и притянул меня к себе так, что я оказалась почти у него на груди.
— Ты как, жива? — мягко спросил он.
Я кивнула, не зная, что и сказать. Мне не хотелось признаваться, что было больно и я чуть не потеряла голову. А еще что некоторые моменты происшедшего доставили мне истинное неземное наслаждение. Поэтому я молчала.
А чудо-шлюшка уже развалилась на кровати с сигаретой в руке и пускала кольца дыма с удовлетворенной улыбкой.
— Скоро заживет, поверь, — прошептал Ной, нежно проводя пальцами по моей руке, я согнула ногу на его бедре и прижалась к его груди. Подобно двуликой шлюхе, которой я, по всей видимости, и была.
Я слышала, как мощно и быстро бьется сердце Ноя, как тяжелое дыхание вздымает его грудь, поднимая и опуская мне голову. Заметив, как на его коже блестит пот, я, не задумываясь, попробовала его поцелуем. За этим поцелуем последовал еще один, потом еще, пока его сосок не оказался у меня во рту.
— Лучше тебе этого не делать, Дилейн, — сказал он, с виду такой утомленный и невыносимо сексуальный. — Я быстро восстанавливаюсь, а ты вряд ли готова ко второму раунду.
Пальцы Ноя лениво рисовали узоры у меня на спине, потом перешли на ягодицы и снова поднялись до шеи. Дыхание его выравнивалось, биение сердца, хоть еще оставалось громким, успокаивалось.
— Хочу курить.
Он вздохнул и слегка пошевелился подо мной. Мне пришлось сползти с него, чтобы он мог сесть на край кровати. Взяв со столика сигареты и зажигалку, он закурил и, выпустив первый клуб дыма, повернулся ко мне.
— Тебе стоит принять горячую ванну. Пойду наберу. — Он встал и неторопливо ушел в ванную.
В его выражении появился какой-то странный новый оттенок, и смысл этой перемены был мне непонятен. Он раскаивался в том, что сделал? Где-то в душе я понимала, что такое невозможно, но однажды уже видела его в подобном настроении — после посещения гинеколога. И тут меня осенило: он может не жалеть о том, что лишил меня девственности, но наверняка ему не дает покоя то, что он доставляет мне неудобства, и поэтому теперь старается заботиться обо мне.