Дилейн смотрела на меня, словно на сумасшедшего, и, признаюсь, может, оно так и было, но выражение ее лица изменилось, когда я расстегнул брюки и вытащил своего приятеля, давным-давно готового к бою.
— Что ты делаешь?
— Иди сюда. Плюнь на него, — сказал я, не обращая внимания на вопрос.
— Я пыталась сесть на твой член в бассейне, и ты сказал, что нам пока нельзя этим заниматься. А теперь, когда мы едем в машине, когда за этой тонкой стеклянной перегородкой сидит водитель, а вокруг ходят толпы людей, тебе вдруг меня захотелось?
— Я не сказал «сядь», я сказал «плюнь». — На ее лице проступило отвращение, и мне пришлось объясняться. Да и не хотелось, честно говоря, чтобы она посчитала меня каким-то извращенцем-фетишистом. — Мне нужна смазка.
— Зачем?
— Мой дружок стоит торчком, и я не могу тебя трахать. К тому же ты явилась с торчащими сосками и в невидимой юбке. Я больше не могу, нужна какая-то разрядка. Так что, если ты не против (и даже если против — мне начхать), делай это руками, пока я не накинулся на тебя, как троглодит. В таком состоянии я не могу даже думать ни о каком, мать его, белье.
— О, — просто произнесла она, и рот ее оставался в форме буквы О немного дольше, чем было нужно.
Я чувствовал себя грязным старикашкой, который платит за то, чтобы перепихнуться. Господи, я ведь и вправду за это платил!
— Почему просто не приказать мне отсосать? — Я всегда мог рассчитывать на то, что Дилейн своей дерзостью вырвет меня из депрессии и вправит мозги. — Ты ведь, в конце концов, заплатил кучу денег за то, чтобы я тебя ублажала.
Я усмехнулся.
— Потому что мне кажется, тебе уже нравится, когда мой приятель гостит у тебя во рту.
Она двинулась ко мне и ударила по лицу. Сильно.
Наконец-то мы к чему-то пришли.
Я поймал ее за руку, рванул к себе и развернул так, чтобы она легла животом мне на колени. Прямо перед моими глазами оказалась прелестная розовая голая попка.
— Ты забыла свое место, Дилейн, и теперь тебя нужно наказать, как непослушного ребенка.
Я замахнулся и размашисто хлопнул по цветущим ягодицам. На безупречно гладкой коже тут же проступило красное пятно в форме ладони, и я почувствовал, как у меня поджались яйца. Мать его, я поставил на ней клеймо, и будь проклято все на свете, если это не завело меня.
Она принадлежала мне.
Дилейн, задергавшись, попыталась высвободиться, но я снова шлепнул ее по заднице, наслаждаясь тем, как подпрыгнули и затряслись ягодицы.
— Сволочь! Отпусти меня! — закричала она, багровея от ярости.
— Ай-я-яй! — укорил я ее. — Ругаться нехорошими словами тоже нельзя. Плохая девочка.