Деревня располагалась у подножия горы. Хотя ее и деревней было сложно назвать, ведь здесь оказалось всего три дома, построенных на приличном расстоянии друг от друга.
– Вероятно, она хотела жить здесь так же, как ее бабушка.
Мать Миру впервые заговорила со мной с тех пор, как мы отъехали от вокзала.
– Люди видели, как Миру работала во дворе и в огороде, обрабатывала землю мотыгой. Она носила бабушкины мешковатые брюки и шляпу. Сначала они испугались, приняли ее за покойную бабушку.
Дом был в точности таким, как его описывала Миру. Он показался мне настолько знакомым, будто я уже неоднократно здесь бывала. Во дворе росли хурма, слива и вишня, в буфете стояли медные миски, рядом лежали медные ложки и палочки. В сарае царил полный порядок, инструменты и сельскохозяйственные орудия были аккуратно разложены по своим местам или развешаны по стенам, как еще при жизни бабушки Миру. Здесь оказались и ее шляпа, резиновые сапоги, плащ. Неужели это то самое место? Место, куда во время войны отправилась бабушка Миру со своей маленькой дочкой на спине – матерью Миру? Место, где она построила дом, напоминавший ей дом ее детства, в который она уже никогда не могла вернуться? То место, где старшая сестра Миру поранила колено и больше не смогла танцевать? Место, где Миру провела последние дни своей жизни? С внешним спокойствием я смотрела на ствол сливы. Вот здесь, в тот злополучный день, сестра Миру давала свое последнее представление.
– Этот дом скоро снесут. – Тишину нарушил безучастный голос матери Миру.
– Да?
– Поэтому я попросила тебя приехать. Мне хотелось, чтобы ты все увидела своими глазами. Ведь именно здесь она провела свои последние дни.
Мне вдруг показалось, что я вижу маленькую Миру, которая пытается открыть замок любым острым предметом, попадающимся под руку. Она повторяет, словно заклинание, одно лишь слово: «Откройся, откройся, откройся!»
Мать Миру открыла дверь пустого дома и обернулась ко мне. Я отвела взгляд от сливы и направилась к ней. Она вошла в дом и тихо пробормотала:
– Она была невероятно сильной для девушки, которая не притрагивалась к пище…
«Почему? Почему?» Я закусила губу, чтобы не произнести вопрос вслух.
– Она страдала анорексией, – тихо произнесла мать Миру в ответ на мои мысли. – Миру винила себя в том, что ее сестра больше не может танцевать. Она отказывалась есть до тех пор, пока сестру не выписали из больницы. Вот так все и началось.
– Что?
– Если анорексия начинается, ее уже не остановить. И хотя она стала тоненькой, словно бамбуковая веточка, Миру принималась рыдать и никак не останавливалась. И никто не мог понять, откуда у нее только силы берутся. Дом сотрясался от ее рыданий. На некоторое время ей становилось лучше, но потом болезнь вспыхивала с новой силой. Затем снова улучшение и снова рецидив. Даже в средней школе она постоянно ложилась в больницу. Иногда ее даже приходилось кормить силой через трубочку, если она наотрез отказывалась от еды. Но с пятнадцатилетнего возраста обострения прекратились, и мы решили, что болезнь окончательно отступила.