Зато ночь в чистом доме одинокой женщины – тети Василины, – на старинных пуховых перинах, в которые твое чистое тело погружается, как в волны нежной морской пены, откуда вышла Венера. Баня, сто граммов под холодец и соления и пять часов отдыха! Сказка!
Утром хмурый Коневский растолкал Пашу и ошарашил тем, что на часах было уже половина восьмого. С учетом того, что легли они в час ночи и планировали подняться в шесть утра, это было катастрофой. Столько дел, такие прогоны на этот день были запланированы, что теперь хоть не ешь, а только нагоняй и нагоняй упущенное время.
Наскоро умывшись у колодца с ледяной водой и позавтракав свежими, с жару, котлетами с домашней лапшой, оперативники сердечно попрощались с тетей Василиной, рассыпаясь в благодарностях и комплиментах. Хозяйке было не больше пятидесяти, но в деревне ее все звали не как обычно принято в деревнях – по отчеству. «Матвеевна» или «Матвевна» к ней абсолютно не шло. Это был образ типичной доброй, сердобольной тетушки. В нем было все: и пышное тело, и румяная улыбка, и необыкновенно теплые глаза. Так и виделось, что в эти двери то и дело шныряют местные босоногие пацанята, а тетя Василина угощает их горячими пирожками или ватрушками.
Хозяйка только укоризненно махала чистым полотенцем на гостей, мол, за гостеприимство не благодарят. Но ее как раз благодарить хотелось. Повеселевший Коневский особенно разошелся в рассыпании благодарностей, видимо, смирившись с тем, что дневной график еще больше уплотнился, как вдруг в их машине отчетливо раздался звонок мобильного телефона.
– Это что… – пробормотал Паша, нащупывая в кармане свой телефон, – в смысле, чей?
– Ни фига себе, – с тем же недоумением ответил Коневский, держа в руке свой телефон и нащупывая на поясе служебный спутниковый. – Мистика какая-то!
– Кто у нас был в машине вчера? – посмотрел на напарника Паша. – Кто мог оставить или выронить телефон? Участковый, Лосев?
– Он при мне звонил, когда мы уже и машину заперли, – возразил Коневский, – а больше за весь день никого посторонних мы…
Они подошли к машине и, открыв дверь, заглянули на пол у задних сидений. Там вибрировал на резиновом коврике и перекатывался с места на место черный и довольно приличный телефон. Стоил он не меньше восьми – десяти тысяч, значит, не лесоруб какой-то его оставил, не рабочий с киномонтажа.
– Это телефон Волошука, – вспомнил Коневский. – Вот мы лопухи с тобой! Я же когда ее обыскивал, кидал вещи на сиденье. Ничего необычного в его карманах не нашли, а потом мы его отдали местным операм из ФСБ. А телефон, видимо, упал на пол, и мы это не заметили.