– Прекрати, дед, не то покараю по-княжьи. Воины мои пытать умеют, – Олег рассердился не на шутку.
Дружинники же невольно напряглись. Старик и его пророчества вызвали страх даже у бывалых рубак.
– Не боюсь я ни тебя, ни воинов-палачей твоих варяжских, а вот твое время бояться уже пришло, – и старикашка разразился гнусным хохотом, от которого стыла кровь. – Смерь твоя, видел я ее давеча, только она не над тобой, а под тобой ходит, берегись, смерть твоя близка. Не дали мне коня твоего сгубить, так пусть этот конь тебя самого на костер погребальный и приведет. Вижу я, вижу, как умрешь ты, и скакун твой верный, он, и никто другой, тебя и погубит.
Старик вдруг повалился на землю и стал биться в судорогах, не прекращая ужасно смеяться.
– Ой, не к добру это, – вставил фразу один из местных жителей, оказавшийся неподалеку от княжьего стола. – Урош это – жрец Велесов
51. Он всегда пророчит по злому, все его боятся. В прошлом году на свадьбу его не позвали, так он сам заявился, обиду высказал, что, дескать, не пригласили. Как ему не пытались угождать, да он все одно твердил, увянут все цветочки на венке невесты, быстро увянут. Так и вправду венок, словно на глазах завял. А в семье той как детишки потом не рождались, так все мертвенькие, во как.
Все слушали говорившего с суеверным страхом.
– Деян, – лицо князя побледнело, как мел, но голос был по-прежнему тверд. – Вышвырни его отсюда немедленно. Но не убивать. Ясно тебе? Просто за город выведи и страже накажи, чтоб обратно не пускали. Не то он и впрямь наших коней потравит.
Олег попытался улыбнуться, но все видели, что лицо его по-прежнему оставалось мертвенно-бледным.
Солнце уже опускалось, и тьма начала накрывать землю своей темной пеленой. Первые звезды сменили спрятавшееся за горизонт светило. Где-то вдалеке замычала корова, и этот звук поддержали деревенские псы, залившись долгим и частым лаем. Но вскоре все звуки стихли.
Деян волок за собой злосчастного старика, ругая себя за то, что снова попал в скверную историю.
– И угораздило же мне это пугало к князю притащить. Выгнать бы его с конюшни, да и всего делов-то, а теперь… Теперь вот тащи его за город, от беды, – круглолицый крепыш бормотал себе под нос, надув свои пухлые губы. – А вот не уведу подальше, гляди как, он назад воротится, да стража его возьмет да проморгает, а он после того князю на глаза попадется. Тут-то мне и влетит. Скажет князь, что повеление его я не выполнил, осерчает.
Так рассуждал Деян, разговаривая сам с собой. Он тащил старца, а тот плелся за ним молча, мотаясь на каждом шагу, как безжизненная тряпичная кукла, набитая соломой. Старик еще не отошел от своего какого-то особенного транса, в который сам себя вогнал, пророча смерть князю.