А поход-то сам не без проблем вышел. Когда воюют людишки меж собой, тати в лесах шалят, а то и того хуже – степняки с набегом нагрянут, тут мужики деревенские любые запасы свои достанут, чтобы дружину задобрить, а когда мир в землях славянских, тишь да гладь, начинает народец прижиматься. Кому же хочется добро своё за просто так отдавать, оно и на своем дворе сгодится. Прячут богатства кривичи да вятичи, норовят посланцев княжьих обмануть.
– Неурожай у нас нонче, – говорил Вельмуду сухопарый мужичонка в одной из деревень. – Все амбары пустые, сами лебеду жрём, да и зверь из лесов ушел, белка да соболь раньше времени в линьку пошли, шкурки совсем негодные, один подшерсток да и только.
– Врёшь, небось, по глазам вижу, что врёшь, – грозно проревел седовласый варяг. – Ваше дело дружину кормить, а вы добро, поди, попрятали.
После этих слов мужик заметно струхнул, но продолжал стоять на своём.
– Не врём, милай, нечем нам платить, сами бедствуем.
– А ежели я молодцам своим велю в ваших амбарах поглядеть? – хмуря брови, произнёс Вельмуд. – Ну, смотри у меня, ежели узнаю, что припрятали чего, вдвойне против положенного возьмём. А ну, гридь, кто найдёт запасы укрытые, тому гривну серебряную за усердие.
Услыхав об обещанной награде, с десяток отроков поспрыгивали с коней и бросились шарить по деревне. Не столько наградой прельстились молодцы, сколько себя хотелось потешить да косточки размять после долгого сидения в седлах, опять же, перед воеводой отличиться, дело хорошее. Через полчаса прознали отроки, что мужики все запасы в лесу попрятали, когда услыхали, что дружина за данью идет. Видно, поприжали кого из местных, вот кто-то и проговорился.
– Ну что, пенёк трухлявый, говорил я тебе, что шутки со мной шутить себе дороже, – воевода слез с коня и схватил хитрого мужика за грудки.
Тот зажмурился, а Вельмуд, недолго думая, отвесил хитрецу такую оплеуху, что мужик покатился кубарем. Не кулаком ударил, ладошкой, а не то бы зашиб насмерть.
– А ну, братцы, берите добро сами, в двойном исчислении, моё слово верное.
Дружинники тому только рады, побежали по дворам и стали хватать что ни попадя. Визгу было, криков. В одном из дворов кто-то за топор схватился, на отрока молодого кинулся. Но тот не оплошал. Вырвал оружие мужицкое из рук героя да кулаком в зубы, бедняга улетел за плетень и больше в драку не рвался.
К вечеру в деревню прибыли старосты и воеводы всего рода, к которому относилась не желавшая платить дань деревня.
– Ты уж прости их, воевода киевский, жадность – она до добра не доводит. Клялись мы князю платить, так и впредь платить будем. А про то, что случилось, ты уж князю не сказывай. То, что взял в деревне этой, твоё по праву, да и вот ещё от нас прими в знак извинения нашего три шкуры медвежьих, чтоб обида быстрее из памяти твоей стёрлась, – обращаясь к княжьему воеводе, произнес старший в роду селянин и велел выложить перед Вельмудом обещанные шкуры.