Коней пришлось оставить под присмотром одного из мужиков, который ждал на полянке возле условленного места. С версту шли на лыжах через труднопроходимые овраги и бурелом. Возле берлоги уже с нетерпением ждали Толмач и второй пореченский охотник – Ковря. Он держал на поводу двух злобных лохматых псин, которые чуя зверя, грозно скалили зубы. Обе были неплохо натасканы, поэтому до поры до времени собаки не лаяли, а только грозно рычали и изредка поскуливали от возбуждения.
– Вон как дышит косолапый, аж пар валит, – заметил Ковря, указывая на берлогу. – Похоже здоров Хозяин.
– Ну, здоров аль нет, да только дышать-то ему недолго осталось, – усмехнулся Горик, скидывая тулуп и рукавицы.
За ним все остальные проделали то же самое. Все четверо после пробежки уже достаточно разогрелись, и теперь проверяли оружие да согревали рукоятки мечей руками. Ковря и Толмач подпрыгивали и переминались с ноги на ногу, чтобы согреться. Горик подошел к Неверу и взял из его рук двухметровую рогатину. Варяг снял с наконечника кожаный чехол и принялся рассматривать это грозное оружие
24. Древко, иначе ратовище, толщиной в половину мужской ладони, было изготовлено из ствола рябины, пропитанное горячей смолой, оно было упругим и довольно прочным. Древко было обмотано кожей, чтобы стекающая по нему кровь не давала оружию скользить в руках охотника.
– Шлифонуть бы наконечник неплохо, да и вток на пятке болтается. Не подвела бы, а то шутка ли, мишка, видать, крупный, – сказал Горик, обращаясь к Ковре, который в это время вместе с Чеславом приминал снег вокруг берлоги.
Тот только молча пожал плечами.
– Ну да ладно. Для руса меч – главное оружие. А уж его-то я сам точу и шлифую, никогда не подводил.
Радмир с Невером в это время повалили две тонкие березки и срубали топориками с них сучки. Кольями предстояло будить спящего в своем логове мишку. Толмач наблюдал за своими спутниками, удерживая собак, которых передал ему Ковря.
– Что, друже, страшновато? – спросил с улыбкой Чеслав притаптывающего снег вблизи от входа в жилище зверя и с опаской поглядывающего внутрь Коврю.
– Скольких уже на копье брал, скольких топором да ножом валил, а пока он там, внутри, все равно как-то боязно, вдруг выпрыгнет, пока мы тут топчемся, – сказал старый охотник, поправляя рукой торчащий из-за пояса топор. – А как закружится вся эта карусель потом, страх через пятки в землю уходит – и будто не было его.
Чеслав в ответ только улыбнулся, одобрительно закивав головой.
Мохнатый хозяин леса облюбовал себе берлогу в яме, под корнями вырванной бурей огромной старой сосны. Сейчас, когда снег завалил все вокруг так, что тонкие деревца под его тяжестью согнулись над землей, словно коромысла, вход в берлогу был по величине не больше среднего размера тыквы. Через этот вход до охотников доносилось ровное дыхание зверя.