— Нет! — не задумываясь, ответил старик.
Иноземцев выпрямился. Помолчал в раздумье. Потом:
— Значит, перебраться на ту сторону нельзя?
— Можно, — чуть дрогнули губы старика.
— Как понять?
— За корни цепляться будешь. На площадка прыгать… Той скала старый дуб есть. Будешь кидать петля, как на скакун… Умеешь?
— Не приходилось, — признался Иноземцев.
Старик поднялся со скамейки. Стройно, не горбясь, вышел на середину подвала. Сказал:
— Я будешь провожать тебя, если нужно, И петлю сам кидать на дуб.
— Хорошо, отец, спасибо…
2
Дверь в пещеру была открыта, и дневной свет, скупой и мягкий, крадучись, стелился по мокрым стенам.
Снег, грязный, успевший за ночь постареть, лежал перед порогом. Накрапывал дождь, и снег был остекленелым, набрякшим, точно подмоченный сахар.
Журавлев поднял трубку полевого телефона, крутнул ручку магнето.
— Дайте четвертого. Это я, батя… Составьте наградные. На Иноземцева… К ордену Отечественной войны. Нет. Первой степени. Вторая у него есть. И на старика адыгейца. Записывай его фамилию. Коблев Заур Георгиевич. К ордену Красной Звезды. Понял? Так… К пятнадцати ноль-ноль подготовь боевое донесение в штаб дивизии. Да… Обзвони командиров батальонов, пусть представят списки отличившихся.
Майор положил трубку. Удовлетворенно потер руки.
Успех обеспечила внезапность. Немцы, конечно, никак не ожидали обнаружить у себя на загривке батальон русских, да еще с минометами. Они сражались остервенело. И выхода у них было только два: погибнуть или сдаться в плен. Многие сдались.
— Вы знаете, что произошло под Сталинградом? — спросил Журавлев одного из пленных.
— Нет.
— Армия Паулюса в котле.
— Этого не может быть, — уверенно ответил пленный.
Журавлев вышел из-за стола и некоторое время задумчиво ходил по КП. «Что делать? Как поступить? — билось в голове. — Я командир. Но я и человек. И не имею права забывать об этом. Так ли? А если у меня сейчас одно право — бить врага. Бить, бить, бить!.. Но во имя чего? Во имя жизни. Это все так просто. И так сложно». Он остановился возле рации, за которой сидела радистка Тамара, и совсем не по-командирски спросил:
— Как ты думаешь, Тамара? Я же должен ответить на письмо. Ведь теперь Приходько не моя подчиненная, ведь теперь мы… — Он развел руками. — Влюбленные… Правильно я говорю, Тамара?
— Очень, товарищ майор… Если бы знали, что за любовь у нее к вам… — Тамара сделала паузу, потом, словно выдохнув, сказала: — Чистая и настоящая!
Журавлев вынул из планшета широкий командирский блокнот, раскрыл его. Присев к столу, написал: