— Чудно, — мотнул головой водитель. — Я об этом никогда не думал… — Осторожно сделал левый поворот. И когда эстакада железнодорожного моста осталась внизу, у моря, сказал: — По-моему, честь у человека все-таки одна. Как же иначе?
— Как же иначе?
Там, в Минске, Николай Иванович дождался вечера. И вновь прошел сквозь арку, поднялся на третий этаж. Нажал кнопку звонка в квартиру сорок пять.
Дверь отворил молодой парень в глухом черном свитере. Спросил тихо, но строго:
— Вам кого?
— Я хочу видеть Владимира Владимировича Ловикова.
Парень отступил в сторону, давая этим понять, что гость может пройти. Николай Иванович переступил порог. И сказал:
— Спасибо.
Прихожая была оклеена ярко-красными моющимися обоями, с золотом, которые почему-то принято называть «королевскими». Возле вешалки стоял ящик для ботинок. Рыжая щетка торчала из него.
— Кто вы будете? — спросил парень.
— Я сын фронтового друга Владимира Владимировича. Меня зовут Николай Иванович Горобец.
— Папа умер, — тихо сказал парень, словно боялся побеспокоить кого-то там, в комнате.
— Когда? — Николай Иванович почувствовал, как дернулась у него щека.
— Пошел второй месяц.
В прихожую вошла бледная женщина в черном платке, а за ней старуха, тоже в черном.
— Вы по какому делу? — устало спросила женщина.
— Я проездом в Минске. Из Ярцево. Там тетя моя, Марфа Сысоевна, скончалась… Ну, а с Владимиром Владимировичем повидаться просто так хотел. Мне мой отец много хорошего о нем рассказывал.
— Померла Марфа, значит, царство ей небесное, — хрипло сказала старуха и перекрестилась. — А ты, значит, Ваньки Горобца сын будешь. Он, сказывают, тоже умер.
— В пятьдесят седьмом году.
Старуха кивнула. Николаю Ивановичу показалось, что кивнула удовлетворенно. Потерла ладонь о ладонь.
— Вы проходите, — пригласила женщина.
Они прошли в большую комнату, где экран телевизора был накрыт черной материей. В черных лентах висел на стене портрет немолодого мужчины с напряженным, усталым лицом.
В архиве Николая Ивановича и на школьном стенде была фотография молодого Ловикова. Любительская, фронтовая фотография, где снят он во весь рост, с автоматом ва груди, возле уходящей в небо ребристой скалы. Портрет же был сильно отретуширован и даже немного размыт. И человек на нем был изображен на тридцать лет старше, чем в сорок втором. Но если всмотреться очень-очень… Можно уловить сходство в разрезе глаз, в выпуклой форме лба…
Женщина поднесла стопку. Предложила:
— Помяните Владимира Владимировича.
Сын Ловикова, Андрей, провожал Николая Ивановича до вокзала. Второй сын, Иван, работал геологом на Урале. Андрей же весной вернулся из армии. Работал мастером в телевизионном ателье.