Однажды почувствовала чьи-то легкие прохладные руки на лбу, волшебный запах.
— Что это за духи? — спросила, не открывая глаз.
— Мицуко, — ответил голос Жени.
— Женя, они убили его, — сказала тихо и заплакала.
— Тише, Надя, тише, спи, — Женя гладила ее лоб, волосы. — Спи, родненький.
— Я не брежу, я все понимаю. Они убили Бориса.
Институт для нее опустел. Оказалось, что нелепый ненужно откровенный человек, вызывавший раздражение своим неустанным вниманием, значил для нее много. Мучал их последний разговор, ее жесткий отказ уделить ему какие-то полчаса. Ушли две невинные прекрасные души — Мика и Борис, и нельзя ничего исправить.
Невозможно послать Мику в Крым (а в ее силах было это сделать), невозможно выйти с Борисом в перерыве между лекциями в Миусский сквер.
Руфина стала еще более жесткой, появились новые интонации: теперь она разговаривала с ней, будто с подчиненной. Надежда терпела. Однажды попросила перепечатать кусочек рукописи Мартемьяна Никитича.
Статья называлась «Оценка внутрипартийной борьбы в свете уроков истекших лет», и была посвящена истории борьбы Иосифа с оппозицией. Мельком отмечалось «вожделение Сталину утвердить свою личную диктатуру в партии», а также «…фальшь и нечестный подход к Бухарину, Рыкову и Томскому со стороны Сталина» и, конечно, совсем непозволительным и несправедливым был пассаж о том, что он «вонзает нож в спину пролетарской революции».
Сказала об этом Руфине.
— А что разве неправда?
— Неправда, потому что не может быть виноват во всем один человек.
— Кто же тогда виноват?
— Не знаю. Допускаю, что изначально была допущена какая-то трагическая ошибка, и дальше все стало цепляться одно за другое.
— Тебя послушать можно дойти до Геркулесовых столпов, до Маркса с Энгельсом, до Ленина, наконец.
— Возможно и до Ленина. Я работала у него в Секретариате и у меня сложилось впечатление, что перед смертью он стремился пересмотреть свои взгляды.
— Правильно. Потому и написал в «Завещании», что Сталина нужно сменить.
— Но ведь не сменили, все выступили против, и Мартемьян Никитич тогда активно боролся с троцкизмом, а в этой статье пишет, что Троцкий во многом был прав. Пример, как нельзя приковывать человека к его ошибкам…
— Ты защищаешь его как жена, или как член партии?
— И так, и так.
— Надеюсь, что ни в одном качестве к тебе не придет желание рассказать содержание статьи. В противном случае — ты просто пошлешь Мартемьяна Никитича на плаху, и нас всех заодно. Впрочем, меня к жизни ничего не привязывает.
— Почему вы не хотите выступить в открытой дискуссии?