— Да. Я ночью звонил Юлии Николаевне, спросил устроит ли их Курск. Раньше было решение о Ташкенте, но у Каллистрата туберкулёз, и Юлия Николаевна обратилась ко мне, — пояснение для Бухарина, — но ты же знаешь как трудно переубедить этих Митрофанов Ягоды. Все-таки удалось, — это уже для неё.
Несколько дней назад Ирина принесла ему ходатайство матери с просьбой о перемене места ссылки Каллистрата Гогуа. Он сказал, чтоб Юлия Николаевна позвонила ему лично, она позвонила и вот — свершилось. Вместо далёкого Ташкента — Курск.
«Но почему понадобилось звонить ночью? — подумала она раздраженно. — Юлия Николаевна живет в доме Пешковой, и конечно же, ночной звонок переполошил женщин. А потому, что Иосиф Сталин ночью работает, это обязаны знать все, даже достойнейшая Екатерина Павловна».
Когда пришла в спальню, на подушке увидела листочек с четверостишьем. Наверное, перед тем, как ехать в Кремль работать успел записать размашисто:
Надежда Сергевна, зачем неизменно
Со мною надменны,
Закутавшась в шаль.
А в глазках печаль.
Как жаль!
Целую ного, кепко, кепко мою Таточку. Твой Иосиф.
Помнит, что тогда рассердилась на себя: «Все тебе какие-то видения, какие-то страхи, а на нем после смерти Ильича вся страна. А вокруг какие-то бесконечные группировки, какие-то платформы».
В двадцать шестом Павел и Женя уехали в Германию, ей было без них одиноко, но была маленькая Светланочка, и в доме появилась родная душа Александра Андреевна Бычкова — няня для Светланы. Появилась какими-то чудесными путями. Работала у Самариных, а когда Самарины вымолили разрешение на эмиграцию Мяка (так потом прозвала её Светлана) перешла к Гнесиной, которую в отличие от Самариных за что то не любила, от Гнесиной к доктору Малкину, а уж от доктора Малкина — к ней со Светланой. Первым, с кем Мяка подружилась был отец. Это было нормально, оба — люди незлобивые, мягкие. Но вот то, что постепенно Александра Андреевна нашла тропки ко всем, даже к Иосифу — было удивительно. Попала она сразу в переделку нешуточную: после рождения Светланы счастливая семейная жизнь закончилась. ПОТОМУ ЧТО ЕЙ БЫЛО НЕЛЬЗЯ. То же самое, что после рождения Васи, но тогда она этого не понимала, думала, что всё дело в обращении «на Вы». Нет, причина была в другом: в том, что он никогда не понимал состояния другого человека. Особенно, если это были болезнь или душевное страдание. Он даже говорил о страданиях других людей с улыбкой. Она давно заметила это несоответствие слов и выражения его лица, и хорошо помнит, как о несчастном Владимире Ильиче с улыбкой: «Мучается старик».